Можно говорить о существовании в Древней Греции двух моделей землевладения. Первая из них характерна для исторической Фессалии, где в эпоху классики существовали огромные владения, по своим масштабам заметно отличавшиеся от располагавшихся на юге Греции. Вероятно, эта система представляет собой архаический пережиток, и к середине IV в. до н. э. она уже почти прекратила свое существование. Подобные крупные владения вполне могли быть естественным следствием переселения и завоевания. Вторая модель была распространена в колониях. Для нее характерно закрепление за каждым поселенцем земельного надела. Подобное распределение земель осуществлялось с самого начала Великой греческой колонизации VIII в. до н. э., в частности, оно упоминается в истории о недальновидном коринфянине, отдавшем во время путешествия участок земли, который он должен был получить в Сиракузах, в обмен на медовую коврижку. Данная система могла появиться одновременно с дорийскими поселенцами на Пелопоннесе и повсеместно распространиться благодаря другим захватчикам. Эти две системы, несмотря на то что в их рамках используется одно и то же понятие – земельный участок, связаны с разной социальной организацией. Система распределения земли, сложившаяся в Фессалии, могла быть удобна завоевателям, во главе которых стояли сильные представители знати, способные выделить себе обширные владения. По такому же принципу распределялась земля после завоевания Англии норманнами. Колониальная модель характерна для обществ, в которых знают о важной роли каждого отдельного человека в качестве солдата, а земля разделяется на достаточные по площади и, возможно (с рядом объяснимых исключений), равные участки. Судя по сведениям, содержащимся в более поздних источниках, изначально модели были более разнообразны. Это разнообразие, возможно, отчасти зависело от соотношения в разных районах захватчиков и завоеванных.
Аристотель приписывает разделение как Фессалии на четыре части, так и земли на участки, владелец каждого из которых мог выставить по 40 всадников и 80 тяжеловооруженных пехотинцев, полулегендарному Алевасу. Столь точные данные, несомненно, неверны. Столь же конкретные и в то же время неправдоподобные сведения Аристотель приводит, рассказывая об Афинах раннего времени, но довольно быстро становится понятно, что участки земли, о которых идет речь в его сочинении, заметно отличаются по своей площади от гораздо более скромных наделов, на которые была разделена южная часть Греции. Военные контингенты в данном случае собираются по территориальному принципу, а не по городским филам и их составным частям, как это было на юге в историческую эпоху. О развитии данной системы мы знаем так мало, что не имеем представления даже о том, как выглядело распределение, приписываемое Алевасу, – как реформа, проведенная через долгое время после переселения, или отражение ситуации, сложившейся вследствие изначального завоевания.
В целом развитие Фессалии в эпоху классики не происходило по схеме движения от преобладания знати к системе, характерной для городов-государств, расположенных на юге. Древнейшими жителями Фессалии, известными нам по письменным источникам, в которых, однако, приводятся только их имена, были представители знати, которые приглашали в свои большие дома таких поэтов, как Симонид и Пиндар, и происхождение и богатство которых воспевались почти в тех же выражениях, что и содержащиеся в поэмах Гомера. В те времена подобные знатные люди, как видно по истории Менона из Фарсала (предка того Менона, в честь которого назван один из диалогов Платона), были независимыми. Из числа своих