Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания

Вряд ли афинянин мог свободно завещать свое имущество. Его законные сыновья не сталкивались с какими-либо проблемами, связанными с получением наследства. Если их не было, то, как правило, проблему решали с помощью усыновления, причем речь шла не о принятии в семью ребенка, как привыкли мы, а об усыновлении уже взрослого человека, способного взять на себя ответственность за имущество своего усыновителя и продолжить его род. Усыновляемый почти всегда был близким родственником, покидавшим собственную семью и вступавшим в дем и фратрию приемного отца. Как правило, он женился на дочери своего усыновителя, если, конечно, она у того имелась. Если процедура завершалась при жизни усыновителя и приемного сына успевали включить в состав дема и фратрии, то после смерти приемного отца усыновленный им человек автоматически наследовал его имущество, будто являясь его кровным сыном. Также было возможно усыновить человека с помощью завещания (и только в этом смысле афинянин обладал полной свободой завещания), но в этом случае факт усыновления должен был подтвердить главный магистрат, архонт, к сфере деятельности которого относились все эти семейные дела. Однако афинские законы позволяли приемному сыну в конечном счете вернуться в свою родную семью, если он оставит в приемной семье сына, чтобы тот продолжил род усыновителя. Если процедура усыновления не проводилась, имущество умершего наследовал ближайший родственник мужского пола. При этом круг потенциальных наследников был ограничен законом, и самыми дальними из них считались дети двоюродных братьев, причем сначала по отцовской линии, потом – по материнской. Вся эта система была направлена на то, чтобы обеспечить (насколько это возможно) продолжение рода по прямой мужской линии и сохранение имущества в семье. Интерес государства в этих вопросах проявлялся через архонта, в суде которого рассматривались все подобные дела, за исключением случаев, связанных с необходимостью подтвердить право законного сына наследовать имущество отца, и который особо заботился о вдовах и детях, а также семьях без наследников мужского пола. Система также была направлена против сосредоточивания имущества в одних руках путем наследования. Аргументы, высказанные в суде, свидетельствуют, что в отношении этого существовало сильное предубеждение.

В расчет брались только наследники мужского пола. Женщина не имела права наследовать имущество или владеть им. Кроме того, она не могла быть стороной в сделке, сумма которой превышала стоимость бушеля зерна. Любыми более крупными делами, связанными с ней, должны были заниматься отец, опекун или муж. Дочь, не имевшая братьев, «уходила вместе с имуществом» (таково точное значение афинского термина эпиклерос, который мы обычно переводим как «наследница») – она выходила замуж за наследника, если только тот не отказывался от своего наследства. Если дочерей было больше, их поочередно выдавали замуж за следующих по степени родства мужчин. Для того чтобы выполнить эти правила, наследница была вынуждена оставить своего предыдущего супруга, чтобы выйти замуж, например, за собственного дядю. Оратор Исей сообщает нам, что такие вещи действительно имели место, хотя другие, более подробные примеры нам не известны.

В других городах женщины обладали большей свободой. В Гортине на Крите в середине V в. до н. э., насколько нам известно из различных норм, которые ошибочно называют «законами Гортины», женщина могла самостоятельно владеть имуществом. И хотя дом в городе и все, что в нем находилось, должны были отойти сыновьям, остальное имущество делилось таким образом, чтобы дочь тоже могла получить свою долю – половину той, которая доставалась сыну. Правила, касающиеся наследников, состоявших в менее близком родстве с наследодателем, хотя и отличались от афинских, основывались на тех же принципах, но наследница в некоторых условиях получала больше свободы выбора. Было сделано предположение о том, что критяне находились на пути к формированию более либерального отношения к женщинам в целом, но новые правила, отраженные в законах Гортины, вероятно, скорее ограничивали свободу, существовавшую прежде. Если бы нам было известно большее число примеров, то мы (и я в этом почти уверен) выяснили бы, что правила, существовавшие в Гортине, вписывались в широко распространенную модель общественных отношений.