Следующим этапом на этом пути стала халафская культура, генетически не связанная с двумя предшествующими и являвшаяся одной из наиболее ярких культур древнейшей истории Месопотамии вообще. Появившись в конце VI тысячелетия до н. э., носители этой культуры сменили хассунские общины по всему ареалу, самаррские же оттеснили к югу. К сожалению, в настоящей книге этот замечательный феномен представлен чрезмерно лаконично и недостаточно выразительно. Поэтому коснемся его более подробно.
Истоки халафской культуры и механика ее формирования до сего времени остаются вопросами остро дискуссионными. К. Ламберг-Карловски и Дж. Саблов допускают здесь возможность как западных — южноанатолийских (поздний этап Чатал-Хююка), так и северомесопотамских (Умм-Дабагия) импульсов. Однако, учитывая хронологический разрыв между этими культурами и Халафом, нам представляется более реальным предполагать формирование его в культурном контексте специфической контактной области, в которой взаимодействовали традиции двух основных культурных зон Ближнего Востока: западной, охватывавшей Левант и юг Анатолии, и восточной, распространившейся на Северную Месопотамию, включая Северосирийский регион[85]
. В пределах этих зон и следует искать компоненты халафской культуры, а в их взаимодействии — механику ее формирования. Развитие же ее с наибольшей последовательностью прослеживается в бассейне Хабура и в Синджарской долине. К западу от Евфрата — в Амуке и Киликии — халафская керамика вклинивается в местный контекст лощеной неорнаментированной керамики, а в более восточных районах Месопотамии — в контекст самаррской культуры. Соответственно, в Северо-Западном Ираке и Северо-Восточной Сирии с наибольшей четкостью представлены комплекс халафской культуры и связанные с ней инновации.Прежде всего укажем здесь на смену прямоугольных домов Хассуны и Самарры круглоплановыми «голосами». Авторы книги считают их специализированной формой, связанной либо со складскими, либо с погребальными функциями. С этим согласить-? ся нельзя. Раскопки советской экспедиции на халафских поселениях Ярым-тепе II и III показали, что основная масса «голосов» имела жилой характер (традиция подобной конструкции ЖиЛмщ и Северной Сирии Дожила До наших дней). Вместе с тем открыты и «толосы» безусловно хозяйственного, в том числе и складского назначения. «Толосы» с четкими индикаторами культового характера пока неизвестны, хотя такая возможность совсем не исключена. В целом же «толосы» связаны с традицией, распространенной в различные периоды неолита и энеолита от Палестины до Южного Кавказа[86]
.Второй инновацией, связанной с халафской культурой, явилась поразительная по качеству и художественному уровню керамика. Она многообразна по формам и прежде всего по орнаментации. Монохромная и полихромная роспись ее беспредельна по числу вариантов: только геометрических композиций встречено свыше 450, но помимо них есть и изображения людей, животных, птиц, рыб, змей, а также целые охотничьи сцены. Превосходны фигурные — антропоморфные и зооморфные сосуды, безусловно несущие определенную семантическую нагрузку.
Нельзя согласиться с утверждением авторов относительно скудности данных об экономике халафских общин. Их развитое земледельческо-скотоводческое хозяйство документируется ныне большим палеоботаническим и остеологическим материалом[87]
. Распространение культуры вплоть до Самарры и Шога-Мами свидетельствует о создании ирригационных систем. Ныне предполагается сосуществование и взаимодействие внутри халафского общества как оседлых, в основном земледельческих, так и кочевых охотничье-скотоводческих групп[88]. Первые оставили долговременные поселения, вторые — сезонные лагеря, вместе они составляли достаточно сложную хозяйственную систему. Наличие общинного ремесла и развитой производственной специализации доказывается и подчеркнутым уже совершенством керамики, и находками больших и сложных керамических печей Ярым-тепе II и «дома художника» Арпачии, а также наличием на поселениях как медных изделий, так и кусков медной руды. Особо значительны свидетельства широких торговых связей: халафская керамика распространяется на запад до Рас-Памры и на восток до Южного Кавказа, на самих же халафских поселениях, помимо традиционно «импортного» обсидиана, встречены столь же безусловно «ввозные» медь, бирюза, морские раковины и др.