Эпоха раннего земледелия:
некоторые заключения
Изложенное выше говорит о том, что многие выдвинутые в прошлом теории возникновения производства пищи не подтверждаются археологическими свидетельствами. Мы больше не можем признавать какое-либо одно место очагом возникновения производства пищи. Мы не можем также считать ту или иную природную зону особенно благоприятной для развития производства пищи. Более того, не исключено, что вообще не существовало какой-то одной модели развития, приведшей к доместикации дикорастущих злаков в нескольких древнейших очагах.
Археологические данные свидетельствуют о том, что в период, последовавший за VIII тысячелетием до н. э., население некоторых деревень освоило простые, но эффективные способы производства пищи. Вопрос, какие именно механизмы адаптации заставляли постоянно растущие человеческие коллективы переходить к земледельческому способу существования, продолжает оставаться одним из самых спорных вопросов, волнующих археологов по сей день. Переход от охотническо-собирательского хозяйства к земледелию ни в коем случае не был быстрым или единообразным. Хозяйство некоторых ближневосточных общин стало в полной мере зависящим от одомашнивания животных и растений лишь спустя тысячелетие после его начала, а распространение земледелия достигло далеких западноевропейских общин спустя четыре тысячелетия после его зарождения на Ближнем Востоке.
Из материалов, добытых на многочисленных (и с каждым годом численно возрастающих) памятниках, можно заключить, что после VIII тысячелетия до н. э. происходил постепенный рост населения [43, гл. 2, 7], а между VIII и VI тысячелетиями шел процесс образования развитых деревень и городков, отличавшихся на Ближнем Востоке большим разнообразием типов и региональных особенностей. Такие изменения не могли происходить без упрочения оседлоземледельческого уклада жизни и эффективного производства пищи — факторов, послуживших основой для подъема цивилизации в этом регионе.
ОСЕДЛОЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ ХОЗЯЙСТВА
К VIII тысячелетию до н. э. люди уже различными путями воздействовали на среду обитания. Исходя из имеющихся у нас археологических данных можно предположить, что процесс воздействия на окружающую среду шел по одному из двух путей: одни общины специализировались на оседлоземледельческом хозяйстве в пределах земледельческих поселений, а другие занимались скотоводством и вели кочевой образ жизни.
Первым оседлоземледельческим поселением, раскопанным на Ближнем Востоке с конкретной целью получить документальные свидетельства перехода к производству пищи, было Джармо. С 1948 года, когда начались раскопки на Джармо, открыты уже десятки памятников, относящихся к VIII–V тысячелетиям до н. э. На вскрытие этих древнейших земледельческих поселений была направлена большая часть археологических исследований, проводившихся на Ближнем Востоке после второй мировой войны. Поскольку сделать обозрение всех этих памятников здесь не представляется возможным, мы ограничимся рассмотрением только четырех из них, представляющих яркие своеобразные природные области и являющихся родоначальниками не менее своеобразных культурных традиций. Это Джармо в горах Загрос (ранее здесь бытовала карим-шахирская традиция), Иерихон в долине Мертвого моря в Иордании (древнейшие поселения здесь относятся к натуфийской традиции), Чатал-Хююк на Конийской равнине в южной части Центральной Турции, и дошумерские культуры в поймах Тигра и Евфрата.
Горная деревня Джармо
Раскопанное Робертом Брейдвудом древнеземледельческое поселение Джармо было первым памятником, вскрытым специально для проверки гипотезы В. Г. Чайлда об истоках неолитической революции [20]. Поселение датируется серединой VII — концом VI тысячелетия до н. э[13]
. и обнаруживает несомненные признаки постоянного поселения и начала производства пищи. О численности населения в Джармо можно только догадываться, так как раскопана пока лишь малая часть памятника. Полагают, что жилой район площадью 3,2 акра состоял из 25–50 домов. Если допустить, что домовая община насчитывала в среднем шесть человек, тогда все население должно было составлять от 150 до 300 человек. После трех раскопочных сезонов — в 1947, 1950–1951 и 1954–1955 гг. — Брейдвуд вскрыл около 1400 кв. м поселения. Благодаря его находкам мы имеем хорошее представление о том, как выглядела деревня и как жили ее обитатели.