Склонность Рамзеса к театральности и самовозвеличению нагляднее всего проявилась в «Храме Рамзеса-любимого-Амоном» (ныне Абу-Симбел) в Нижней Нубии. Отвесный склон священной горы, возвышающейся над Нилом севернее Второго порога, был избран в качестве фона для самого замечательного и амбициозного проекта царя. Меньший из двух храмов был официально посвящен богине-матери и покровительнице царя — Хатор. Внутри, на задней стене святилища, Хатор изображена в облике коровы, выходящей из зарослей папируса и укрывающей царя в своих объятиях. Снаружи от претензий на благочестие не остается и следа, и весь декор посвящен царице Нефертари и ее любящему мужу. Статуи главной жены (стоящей) установили по обе стороны от входа, каждую сопровождал Рамзес, 30 футов в высоту. В большом храме эта тема развивается: статуи и рельефы Рамзеса преобладают и внутри, и снаружи. По фасаду — четыре статуи сидящего царя, каждая высотой около 70 футов. На пьедесталах выбито имя царя, а под ним — вереницы пленников, символ его власти над всеми народами. Внутри показано, как Рамзес повергает врагов Египта и преподносит их богам, среди которых, разумеется, и он сам. Апофеоз Рамзеса, несомненно, является основной темой Абу-Симбела. В пустынной, покоренной Нубии, за которой боги не следили, царь мог потешить свою манию величия.
Подлинный масштаб самовозвеличения царя раскрывается в самой потаенной части Абу-Симбела. Позади колонного зала (у каждой колонны — огромная статуя стоящего Рамзеса в облике Осириса) с обязательными сценами битвы при Кадеше, глубоко в толще горы, прячется святилище. Здесь расположены статуи четырех главных богов Египта, вырубленные прямо в породе. В вечном полумраке с одной стороны восседает Птах, хтонический творец Мемфиса. Рядом с ним — Амон, создатель Фив, Ра-Хорахти, бог солнца… и обожествленный Рамзес. Итак, царь считал себя равным самым древним и почитаемым божествам Египта; и монументы запечатлели эту его мысль.
Не обошлось и без театральных эффектов: два раза в год, 21 февраля и 21 ноября (предполагается, что одна из этих дат была днем рождения Рамзеса II), первые лучи восходящего солнца проникали в дверной проем храма и высвечивали статуи в святилище так, что они, казалось, оживали. Впечатление, несомненно, было потрясающее. Немногим правителям в истории человечества удавалось создать более драматическое выражение собственного культа личности.
После Ипет-Сут, Луксора и Абу-Симбела самым значительным из проектов Рамзеса стал его собственный поминальный храм на западном берегу Нила, в Фивах. Ничего подобного не строили со времени правления Аменхотепа III. Комплекс зданий получил название «Рамзес един с Фивами» (ныне известен как Рамессеум). Он занимал площадь более одиннадцати с половиной акров. Все поверхности храма были отданы безудержному восхвалению фараона в виде текстов, рельефов и статуй. Главный портал украсили сцены битвы при Кадеше, в первом дворе за ним по северной стороне могучие колонны служили опорой ряду гигантских статуй Рамзеса. Южную сторону, напротив, занимал портик и балкон над ним, где царь мог появляться перед верноподданными в торжественные дни и по праздникам. Дальше располагались второй портал, тоже с боевыми сценами, и второй двор, где снова красовались колоссальные статуи Рамзеса. Но и они казались карликами по сравнению с гранитным монументом, некогда стоявшим за вторым порталом, пока еще в древности его не свалило землетрясение. Его обломки сохранили глубоко врезанные картуши с тронным именем царя — Усермаатра, — которое греки передавали как «Озимандиас». Созерцание их вдохновило поэта на строки, осуждающие абсолютное самовластие, самые знаменитые в англоязычной литературе, которые мы использовали как эпиграф.
В Рамессеуме, как ни в одном другом памятнике эпохи, выражена идея верховенства его владельца не только в духовной сфере, но также и в делах земных. Храм со всех сторон окружали обширные склады и зернохранилища, вмещавшие значительную часть богатств Египта. Для того чтобы заполнить их доверху, требовалось перевезти на 350 лодках четверть миллиона мешков с зерном; этого запаса хватило бы, чтобы прокормить город средних размеров (вроде Фив) в течение года. По сути, Рамессеум исполнял функции резервного банка Верхнего Египта. И в прямом, и в символическом смысле благосостояние народа было в руках царя. Имея в своем распоряжении такие ресурсы, Рамзес мог себе позволить ту монументальность, которой он так жаждал, от колоссов Абу-Симбела до величественных ансамблей Фив. Он вполне мог бы произнести бессмертные строки Шелли:
«Я — Озимандия, я мощный царь царей, взгляните на мои великие деянья!»
Предмет для гордости