Читаем Древний город Афины и его памятники полностью

92 метопы фриза вставлялись между триглифами уже в готовом виде. Заполнение фриза метопами совершалось во время постройки самого здания, так как только после завершения работы над фризом он перекрывался более тонкими горизонтальными выступающими вперед плитами, образующими карниз.[9] Скульптурные группы на метопах были высечены в высоком горельефе; они резко выступали за линию триглифов и даже нависали, над скульптурной лентой, заканчивающей архитрав. Двускатная крыша храма из балочных деревянных перекрытий была покрыта сверху мраморными черепицами.

Внешняя гладкая стена храмовой постройки увенчивалась ионическим фризом, который опоясывал все здание широкой лентой скульптурного барельефа. Гармоническое сочетание дорического и ионического ордеров в одном и том же храме было смелым новаторством строителей Парфенона.

Двускатная крыша здания образовывала на двух его фасадных сторонах глубокие треугольники, облицованные внутри выступающего с трех сторон карниза тонкими мраморными плитами, создающими фон для скульптурных групп фронтонов. (123/124)

Так же как и в других греческих храмах, архитектурные детали Парфенона были окрашены. Излюбленные цвета дорических храмов — синий и красный. Синим цветом окрашивались верхний поясок колонны и триглифы. Скульптурные детали архитрава, украшения крыши и кольца эхина были попеременно синими и красными. Верхняя лента архитрава Парфенона была расписана золотыми меандрами на красном фоне. Однако метопы, часто окрашенные в храмах дорического ордера в красный цвет, в Парфеноне сохраняли естественный цвет мрамора, хотя детали отдельных скульптур оттенялись красками. Фон ионийского фриза был синим. На нем, как на фоне неба, отчетливо выделялись мраморные скульптуры, подцвеченные только в деталях.

Тщательность обработки каждой детали и легкая кривизна всех линий сообщали всему зданию, поставленному на высокий постамент, необычайную стройность и воздушность в отличие от обычной приземистости дорийских храмов. Это впечатление сохраняется даже в руинах Парфенона, уже в значительной степени лишенных былой жизненности и красоты. Не случайно Парфенон считается одним из шедевров мировой архитектуры, и до сих пор попытки создать точную архитектурную копию этого храма терпели неудачу.

Подобно перламутровой раковине, охраняющей жемчужину, Парфенон служил убежищем шедевру Фидия — статуе Афины Девы. Все античные (греческие и римские) писатели единодушно признают Фидия выдающимся скульптором и «мудрецом», т.е. в высшей степени сведущим и широко образованным человеком. Наиболее замечательными работами Фидия считаются созданные им колоссальные статуи богов из золота и слоновой кости — Афины в Афинах, Зевса в Олимпии, Геры в Аргосе. Дионисий Галикарнасский, характерный представитель классицизма времени правления Августа, сравнивал красноречие Исократа с пластикой Поликлета и Фидия по их «торжественному достоинству, великому искусству и благородству» (De Isocr., 3, I, р. 59). В трактате I в. н.э. «О переводах», приписываемом Деметрию, искусство Фидия сравнивается с классической литературой, которая так же величественна и точна, как произведения Фидия.

«Когда этот художник, — писал Цицерон, — создавал образ Зевса или Афины, то он нигде не искал модели, которой он мог бы подражать, но в себе самом черпал он наиболее яркие по красоте образы; и то, что он уверенно находил в себе, направляло его искусную руку» (Оратор, 2, 8). Диодор называет Фидия выдающимся представителем греческого искусства в период между Персидскими войнами и Пелопоннесской войной (XII, 1). Квинтилиан, теоретик красноречия (I в. н.э.), писал, что в мастерстве по слоновой кости Фидий превосходил всех соперников. «Красота его статуй Афины и Зевса придавала новизну даже и культовым представлениям о них, так совершенно художник постигал благородство и величие богов» (ср. Institut, or., XII, 10, 7).

Однако эти отзывы лишь в общих чертах оценивают мастерство и (124/125) талант Фидия. Краткое описание статуи Афины дал Павсаний: «Афина изображена во весь рост, в хитоне, доходящем до самых ног; на груди ее — выпуклое изображение головы Медузы из слоновой кости; в одной руке она держит изваяние Ники, величиною приблизительно в 4 локтя, в другой руке — копье. У ног ее щит, а около копья — змей. Этот змей, по всей вероятности, Эрихтоний. На постаменте статуи изображено рождение Пандоры» (I, 24, 7).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука