Древний город Афины и его памятники

Сведения Павсания дополняет Плиний, характеризуя Фидия как славнейшего в мире художника: «Для доказательства этого, — пишет он, — мы не обратимся ни к красоте Зевса Олимпийского, ни к размерам Афины, сделанной им для Афин, хотя эта статуя — в 26 локтей и состоит из слоновой кости и золота; мы возьмем ее щит, где на выпуклости Фидий вычеканил сцены борьбы афинян с амазонками, а на вогнутой его части — сражение богов и гигантов, на сандалиях же богини — борьбу лапифов и кентавров, до такой степени Фидий пользовался всякой частью произведения, чтобы проявить свое искусство. То, что вычеканено им на постаменте этой статуи, он называл „Рождение Пандоры”; при ее рождении присутствуют боги числом двадцать; всего удивительнее богиня Победы. Знатоки удивляются и золотой змее, находящейся под копьем, и сфинксу» (XXXVI, 5, 4, 4).

На основании этих свидетельств и мраморных сильно уменьшенных копий мы можем приблизительно представить себе прославленную статую Фидия. Из копий самой полной и точной считается римская копия времени императора Адриана, называемая обычно «Варвакион» по месту ее находки.[10] К сожалению, эта статуэтка, несмотря на стремление ее автора точно передать оригинал, — неполноценна в художественном отношении. Это — работа ремесленника.[11] Значительно художественнее выполнена статуя (1/3 оригинала) для главного зала библиотеки города Пергама. Сильно изувеченная (без рук и ног), эта статуя тем не менее эмоционально воздействует на зрителя и, вне сомнения, передает общее впечатление от статуи Фидия лучше, чем самые точные из дошедших до нас копий.[12] (125/126)

В центре целлы, в отделенном колоннами пространстве, на высоком мраморном постаменте[13] стояла богиня, обращенная лицом к входу. Лицо ее едва заметно, чтобы только смягчить выражение непреклонности, повернуто вправо, к вытянутой руке, на которую опустилась крылатая Ника. Тяжесть тела перенесена на правую ногу, левая слегка согнута, так что колено вырисовывается под складками золотой одежды. Но это движение — единственное. Богиня стоит совершенно прямо. Впечатление монументальности усиливается плотной несгибающейся эгидой, закрывающей грудь и увеличивающей ширину плеч. Верхняя часть рук почти скрадывается; едва заметно движение пальцев опущенной левой руки, слегка придерживающей щит.

Прямая линия тела смягчена горизонталями одежды. Талию богини перехватывает широкий пояс; пышные складки спускающейся ниже талии апоптигмы образуют вторую горизонтальную линию; эта линия резко подчеркнута каймой эгиды. На великолепном шлеме с приподнятыми нащечниками изображены рвущиеся вперед крылатые кони. Между ними сфинкс поддерживает три высоких гребня могучего убора и привлекает взгляды зрителя к свежему, блистающему юностью и красотой лицу богини. А если взгляд оторвется от лица и скользнет вниз, то сразу же косая линия прислоненного к левому плечу копья и Ника, готовая взлететь вверх, снова заставляют поднять глаза ко все покоряющему, над всем господствующему лицу. Овал лица находит свое завершение в двойной дуге передней части надвинутого на лоб шлема. Широко расставленные глаза и рот строго горизонтальны. В профиль отчетливо видно, как линия лба переходит к носу почти без изгиба. Почти горизонтальная поверхность лба соответствует линии нижнего овала лица, а мягко изогнутые надбровные дуги находят параллель в двойном изгибе головного убора.

Художнику удалось создать прекрасное лицо, в котором детали не затмевают целого, а великолепный шлем служит лишь дополнением к нему, ни на минуту не отвлекая внимания зрителя. Но очарование статуи не только в этом. Во всех мельчайших деталях зрителя поражает «живое дыхание», создающее ощущение, что статуя живет незримой таинственной жизнью. Так, каждая из окаймляющих эгиду змей дана в движении: они свиваются кольцами, высоко поднимают головы, извиваются, скользя по краю эгиды. Одна из них, если судить по золотой подвеске из Куль-Обы, обвивает прислоненное к плечу копье богини. Две змеи, образующие пояс, обвились вокруг тела и подняли головы навстречу друг другу.

Одежда богини не менее важный элемент общей композиции. Она охватывала тело красивой драпировкой, в которой каждая складка продумана и выполнена индивидуально, подчиняясь одновременно единому замыслу художника. (126/127)

В Афине Варвакион лицо не одушевлено внутренней жизнью: это» нужно отнести к недостатку художественного чутья изготовителя статуи. Но в пергамской копии Афины прежде всего бросается в глаза жизненность лица, может быть даже несколько излишне подчеркнутая в ее больших, как бы сияющих глазах, слегка приоткрытых губах, в отчетливом движении рта, схваченном художником.

Афина Варвакион (en face)

Афина Дева (пергамская копия) (127/128)