Древний Ливан

Взять хотя бы землетрясение 1759 г., оставившее кроме других крупных разрушений руины Баальбека, или катастрофу 1822 г., поразившую в основном Северную Сирию и стоившую жизни 40 тыс. человек, а также землетрясение 1837 г., особенно сильно разрушившее Сидон. О том, что люди всегда принимали в расчет землетрясения, свидетельствуют попытки смягчить их действия с помощью соответствующих строительных приемов, повышающих прочность зданий. Особо наглядным примером могут служить стены царского дворца в Угарите XIV в. до н. э.[5], где в каменную кладку вмонтированы балки. А введение в практику с иродианского времени[6] фундамента из плит, которые превышали обычный запас прочности, объясняется, должно быть, стремлением к противосейсмичности на основе опыта, полученного во время катастроф 160, 138, 70 и 41 гг. до н. э.

Древнейшие поселения

Шаги, благодаря которым осуществлялось господство человека (над природой), были медленными, и их действие усиливалось постепенно.

В. Г. Чайлд. Человек создает самого себя. Дрезден, 1959, с. 71

Известное выражение «неолитическая революция»[7] оказывается верным лишь с некоторыми оговорками. Конечно, переход к земледелию в корне изменил жизнь людей каменного века во всех ее областях. Но это было результатом очень долгого развития. Вероятно, вначале была попытка выращивать плодовые деревья и откармливать в загонах диких животных, нужных человеку. Очевидно, такие улучшения для добычи пищи совершались не без внешних побудительных причин. Убыль дикого поголовья, рост числа охотников и собирателей могли сыграть в этом отношении решающую роль. Во всяком случае, с начала мезолита (примерно с 12 000 до н. э.) в Ливане уже заметно освоение новых источников питания. В среднем каменном веке, судя по археологическим находкам, среди все более утонченных, «микролитически»[8] выполненных первобытных орудий из кремня и кости растет количество и качество крючков и снастей гарпунного типа. Это говорит о том, что богатства моря стараются теперь использовать более совершенным способом. На побережье в этот период идет образование первых рыбацких поселений, которые первоначально представляли собой не что иное, как группы временно обитаемых скромных хижин.

Сокращение сферы деятельности семей, посвятивших себя в основном рыбной ловле, вынуждало их активнее использовать источники растительной пищи.

Неолит, начало которого относят сегодня к концу VIII тысячелетия до н. э., означал не только переход к земледелию и оседлой жизни в поселениях. Он принес с собой более четкую дифференциацию среди людей каменного века, прежде довольно единых в своем образе жизни. В то время как в одних областях мира земледелие возникло довольно рано, в других человек еще долго оставался на ступени охотников и собирателей, особенно в такой лесистой горной стране, как Ливан. Он все еще продолжал быть страной охотников и рыболовов, которые лишь по случаю переходили к земледелию, когда в долине Иордана на месте более позднего Иерихона уже долгое время существовало первое поселение городского типа с воротами и стеной.

Древнейшее поселение в Ливане, известное археологам, восходит лишь к эпохе поздней стадии неолита, когда человек научился делать сосуды из глины. Это частично раскопанное селение находится на территории позднее возникшего Библа, который поэтому достоверно может считаться древнейшим «городом» Ливана. Но здесь идет речь только об остатках бедных домишек маленького рыбацкого поселения начала V тысячелетия. Каждая хижина имела лишь одно помещение — не более 4–5 кв. м основной площади — и, следовательно, была скорее убежищем, чем жильем.

Как и в других неолитических поселениях, так и в древнем Библе мертвых хоронили под полом хижины. Это делалось простейшим способом: рыли небольшую яму и помещали в нее умершего в сидячем положении. Существуют различные попытки объяснить этот странный обычай домашнего захоронения, который встречается иногда и в более поздние времена. Может быть, в этом сказалось желание как бы удержать человека в кругу семьи и после его смерти. Но не исключено, что таким образом хотели просто уберечь тело покойного от диких зверей, поскольку при захоронении вне жилья в то время это вряд ли было возможно. Связан ли данный обычай и в каких формах с верой в загробную жизнь, мы не знаем.