Древний Восток в античной и раннехристианской традиции

(68) Пусть примером разногласия писателей будет и рассказ о Калане. Что он отправился с Александром и у него по своей воле принял смерть через огонь, в этом они единогласны. Но способ они указывают не тот же самый, и не те же самые причины. Одни говорят так: он сопровождал царя как его восхвалитель за пределы Индийской земли вопреки общему обычаю тамошних философов: те ведь общаются только с местными царями, руководствуя их во всем том, что касается богов, как маги у персов; заболев в Пасаргадах (тогда впервые случилась у него болезнь), он сам отошел, на исходе семьдесят третьего года, не внимая просьбам царя: когда погребальный костер был сложен, и на нем было поставлено золотое ложе, он возлег на него, покрылся, и сгорел. А другие говорят, что был сложен деревянный дом, наполнен листвой, на крыше был сложен погребальный костер и после торжественного шествия, с которым он прибыл, [С718] он, бросившись в него, сгорел, как бревно, вместе с домом, запертый в нем, как он велел. А Мегасфен говорит, что среди философов[186] нет такого мнения, чтобы самим отходить, а делающие это считаются поступающими так по молодечеству: суровые по своей природе закалываются или бросаются с кручи, невыносливые топятся, выносливые вешаются, а пылкие бросаются в пламя; таким был и Калан, безудержный человек и порабощенный трапезами Александра; так вот, его порицают, а Манданиса хвалят, за то, что, когда вестники Александра звали его к сыну Зевса и сулили при повиновении дары, а при неповиновении — наказания, он сказал, что и тот[187] не сын Зевса, поскольку властвует даже не над ничтожной частью земли, и ему не нужны дары от него, в которых нет никакого удовлетворения ненасытности, и угроза ему не страшна, которому при жизни Индийская земля достаточная кормилица, а умерев, он избавится от изнуренной от старости плоти, перейдя в лучшую и более чистую жизнь; так что Александр похвалил его и уступил.

(69) У писателей говорится и о том, что инды почитают Дождящего Зевса, реку Ганг, местные божества. А когда царь моет свои волосы, они справляют великий праздник и посылают великие дары, и каждый при этом состязается в выставлении напоказ своего богатства. Они говорят, что некоторые из муравьев, выкапывающих золото, даже крылатые; и реки несут золотой песок, как иберийские;[188] а при торжественных шествиях во время празднеств шествует много слонов, украшенных золотом и серебром, много колесниц, запряженных четверкой коней, и бычьих упряжек, затем шествует войско в стройном порядке, проносят золотые изделия — огромные чаши и кратеры шириной в оргию, а из индийской меди — столы, стулья, кубки, купели, по большей части украшенные смарагдами, бериллами и карбункулами индийскими, пестрые одеяния, расшитые золотом, (...)[189], леопарды, львы ручные, множество птиц пестрых и сладкозвучных. А Клитарх говорит о четырехколесных повозках, везущих деревья широколистные с различными прирученными птицами на них, слакогласнейшей из которых он называет ориона, а блистательнейшей по виду и наиболее пестрой — так называемого катрея: видом он ближе всего к павлину, а остальное описание его можно найти у Клитарха.

(70) Как школу философов брахманам противопоставляют прамнов, неких искусных в спорах и в опровержениях; [С719] а брахманы занимаются вопросами природы и астрономией, осмеиваемые теми как пустохвалы и глупцы; одни из прамнов называются горными, другие — нагими, третьи — городскими и соседствующими; горные ходят в оленьей шкуре, носят суму, полную кореньев и снадобий, делая вид, что владеют искусством врачевания посредством ворожбы, заговоров и амулетов; нагие, соответственно названию, проводят жизнь нагими, большей частью под открытым небом, упражнениями приучая себя к стойкости, той, о которой мы сказали выше[190], в течение тридцати семи лет; женщины живут с ними, но не совокупляются; этими прамнами восхищаются чрезвычайно;

(71) городские носят синдоны, живут в городе или в сельской местности, накидывают на себя шкуру молодого оленя или шкуру газели; вообще инды носят белую одежду — и синдоны белые, и полотно, в противоположность говорящим, что они облачаются в ярчайшие одеяния; а длинные волосы и бороду носят все и, заплетая волосы, покрывают их митрой.

(72) Артемидор говорит, что Ганг течет с Эмодских гор к югу, а у города Ганга поворачивает к востоку до Палиботр и впадения в море. Среди притоков его он называет некий Эдан[191], в котором водятся крокодилы и дельфины. Он говорит и кое-что другое, но путано и неясно, не стоящее внимания. Ко всему этому можно добавить и то, что сообщается у Николая Дамасского.