«Благодаря этим полоумным фанатикам, как ты изволил назвать моих родителей, у нас есть купол, оазис и жизнь. Точнее, жизнь есть только у тебя, а мне теперь уже точно не на что рассчитывать, потому что ты убил мою последнюю надежду — перегрыз ей глотку! Такие ужасно-страшные захватчики! — съязвил Арун, а затем печально добавил: — Бедный мальчик…»
— Так почему она тебя так зовёт? — не унимался мелкий.
— У неё и спроси!
— Да она только два слова и знает: мапа и убить.
— Убить! Убить! Убить! — затараторила, раскачивая головой из стороны в сторону, Злючка.
— Заканчивай тут и начинай прибираться. И хватит жрать, а то так и будешь животом маяться! И прежде чем гадить, выкапывай ямку, а потом засыпай за собой, дышать уже нечем. Тут тебе не пустыня.
— Я не виноват, что у меня от фруктов понос, в них столько воды!
Вокруг его головы, жужжа, закружила пчела. Я еле успел перехватить его руку.
— Не смей трогать пчёл, — прошипел я, понимая, что вновь начинаю срываться на нём, но Арун вывел меня из себя, — они опыляют цветы, без них у нас не будет фруктов и мы все сдохнем, если ты, конечно, сам не будешь их…
— Убить?! Убить?!
Я посмотрел вниз. Злючка открыла рот, искоса глядя на меня, готовая в любой момент впиться зубами в лодыжку Кирима. Тот приподнял лопату, целя в висок девочки. Я сжал зубы и, медленно присев на корточки, погладил Злючку по голове.
— Нет, не надо его убивать, вы же подружились. Пойдём со мной, надо обрезать твои волосы.
— Убить? — разочарованно произнесла она, прижимаясь щекой к ноге.
— Ладно, я тебя отнесу. — Я легко поднял её на руки, и она опустила подбородок мне на плечо, глядя на оставшегося позади Кирима.
— Ты меня понял? — оглянулся я. — Чтобы никого тут Тьмой не жрал, ни пчёл, ни муравьёв, ни червей. Они поддерживают здоровый баланс экосистемы.
— А Злючке, значит, можно?
— Убить! Убить!
Я тяжело вздохнул.
— Захочешь поохотиться — иди наружу. Договорились?
— Хорошо-хорошо, буду голодать, — сказал он, подбирая и кидая в рот очередной финик.
Я срезал ножницами длинные волосы Злючки с запутавшимися в них веточками и прочим мусором. Хотел сделать поровнее, но получалось клочками, как в детстве, когда я пытался подстричь чернявого кучерявого Аруна, что хохотал, глядя на себя в зеркало, а я щёлкал его по ушам, чтобы он не вертелся и сидел смирно.
Мой друг жил через дорогу от нас при храме Великой Тьмы. Отец запрещал с ним водиться, но меня, как магнитом, тянуло в их дом и таинственное святилище.
Стоило отцу выйти за дверь, на работу, как я тут же выглядывал в окно, дожидаясь, когда он степенной походкой толстого важного человека повернёт в проулок, спрыгивал на грязный тротуар, стараясь не угодить на спящих бездомных или паломников и, преодолевая кричащий и сигналящий поток машин, кибиток такси, спешащих по делам прохожих, прилипчивых наглых попрошаек и животных, оказывался перед тёмной гранитной громадой величественного храма.
Тяжёлый чёрный занавес на входе шевелился, как живой, или живой была непроглядная тьма, вечно царившая внутри? Закрыв ладонями лицо, а большими пальцами уши, с неизменным трепетом в груди перед неведомым, я поклонился и побежал дальше, в калитку с левой стороны. Вымощенная камнем дорожка вела в глубь двора, мимо апельсиновых деревьев с дремлющими в их тени большими рыжими собаками. Я знал, что они умные и не тронут меня, но от их прицельных взглядов в спину сердце уходило в пятки.
— Арун! Арун! — позвал я, приплясывая в нетерпении у ступеней широкой веранды и выглядывая его, вытянув шею, в открытой настежь двери, что вела в дом с лёгкими занавесками на окнах и ароматом благовоний. Дуновение ветерка принесло тонкий аромат сандала. — Арун!
— Кабби, это ты, мальчик мой? Зайди, поговори со старым Анкером.
Я оглянулся на притворяющихся лениво спящими собак и взбежал на деревянную веранду. Оставляя пыльные следы на тёмно-коричневом лакированном полу, подошёл к окну и, привычно запрыгнув на подоконник, сел, скрестив ноги. Седой костистый старик с суровым, изборождённым глубокими морщинами лицом полулежал в кресле, медленно опуская и поднимая черепашьи веки.
— Теперь моё имя звучит как насмешка, разве я похож на молодое дерево? — Я чуть улыбнулся. — Дрянная девчонка не хочет забирать меня к себе. Видимо, Тьме, как и тебе, скучно со старым Анкером. Но ничего, как только эта коряга сгорит в погребальном костре, мы с ней повеселимся, — усмехнулся он.
Мне всегда было страшно и безумно любопытно слушать его дерзкие, а порой похабные речи о Великой.