Древо вечной жизни (СИ)

— Ого! — возбуждённо выдохнул пацан, заглядывая в коробок и облизываясь.

Я щёлкнул его по лбу, когда он потянул за мясом грязную лапу с обкусанными ногтями.

— А-у!

— Один ломтик! Второй получишь, если поглотишь свет.

Полоску мяса он заглотил в мгновение ока и уставился на меня очень нехорошим голодным взглядом.

— Ладно, бери ещё один, и пошли экспериментировать.

— А кто это такой солёненький и вкусный?

— Я.

— Как это?

— Змей было много, самую мелкую оставил, остальных заготовил.

Глаза Кирима восхищённо и умоляюще заблестели.

— Ты ведь меня научишь? Я дёргать хоть по сто раз на дню могу!

Я еле сдержал похабную ухмылку, оставаясь сурово-серьёзным. Его только ради доставляемого развлечения можно не убивать.

— Дёргать будешь, когда я скажу, а сейчас плети свою паутину.

Мальчишка сел лицом к солнцу, накинул на плечи драное выгоревшее до белизны пыльное покрывало неведомого цвета и замер. Глядя, как он прядёт и наматывает на тело нить Тьмы, я втолковывал ему основы.

— Мрак или Тьма является пустым бесформенным сознанием, как этот песок. — Я разровнял ногой перед учеником пустую площадку. — Внимание проваливается в него, ничего не находя, он поглощает твой взгляд и поэтому кажется чёрным, как зрачок. Но своей волей ты можешь привнести, наполнить его смыслом, и Тьма примет соответствующую этому смыслу форму. — Я вывел на песке цифру шестнадцать. — Смысл — твой возраст. Форма — цифра шестнадцать. При этом песок сам по себе не изменился, и ты всегда можешь сделать так. — Я провёл подошвой стопы, стирая цифры, и задел сотканную им паутину, что тут же прилипла к пальцу и проросла внутрь.

Я отдёрнул ногу, отсекая нить, локализуя, удаляя заражение и ощущая покалывание, как от проходящего онемения. Неприятное ощущение. Кирим даже бровью не повёл.

— Выведи и расположи её перед собой.

Паутина взлетела с земли и мгновенно надвинулась на меня, я еле успел отступить и задавить плеснувшийся в груди страх.

— Надели её смыслом связывания фотонов.

— Кого?

— Представь, что ловишь или не пропускаешь свет… Получается?

— Не знаю, странные ощущения.

— Опиши!

— Будто смеётся кто-то.

— Ну не знаю, может, ты так энергию воспринимаешь. Направь этот смех на ускорение процесса роста волос.

— Ещё громче смеётся, — расплылся он в идиотской улыбке.

Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжёлого, чтобы кинуть в балбеса. Не нашёл, обогнул сеть, заходя за спину, и склонился, вглядываясь в глупую лысую макушку, испещрённую разнокалиберными шрамами. Нет, как бы мне ни хотелось, волосы даже на миллиметр не подросли. Так бы и дал подзатыльник, да чтобы насмерть… Какой из него ученик…

— О, придумал! — заорал он, вскакивая и врезаясь темечком в мой нос.

Россыпь огненных искр боли озарила сознание.

— Чемодан песка! — прошипел я, падая на колени и сжимая кровоточащий нос.

Всё, теперь я его точно прибью. А этот дурень стоял, вытянувшись и раскинув в стороны руки. Паутина длинными лохмотьями покачивалась над ним. Боль и солнце слепили, я опустил слезящиеся глаза и увидел вокруг себя слабую размытую тень. Позабыв о носе, поднялся с колен и запустил пальцы в густой ёжик курчавых волос.

— Получилось, — смеялся он, — получилось! Я пальма, пальма!

— Скорее уж дуб, — потрогал я переносицу.

Радостно улыбаясь, он жевал мясо и благоговейно бережно запивал мизерными глотками воды.

— Слушай, вот воду ты бережёшь, а по-большому тоже в ладошки ходишь?

— Нет, — замотал он головой, — какать на ходу не получается, только сидя, вот так.

Он присел на корточки, зажмурил глаза и весь напрягся, тужась.

— Сидеть надо долго, мама говорила, это из-за того, что воды в теле не хватает.

— И даже Тьма не помогает ускорить процесс?

— Почему-то она не хочет в этом участвовать.

Змейка заползла под него, подняла голову и распахнула пасть.

— Ты что, её своими какашками кормишь? — вскинулся он.

— Нет, это она от удивления, — закрыл я пустой коробок, предварительно достав из неё ремень, пока он и его не сожрал. — Замотай коробок в тряпку и неси за спиной, фляжки я на пояс приторочу. — Он тут же прижал свою к груди. — Хочешь сам всё нести?

— А можно? Я могу, мне не трудно.

Я подошёл, обхватил его тощую талию и застегнул ремень так, чтобы тот не ёрзал, подвесил на петли литровые фляжки, одну слева, другую справа.

— Твоя тяжелее, — сказал он, подпрыгивая.

— Отлей в свою и следи за равновесием.

Он аккуратно переливал воду и косился на меня.

— Кирим, если хочешь остаться со мной, запомни, что вода и еда у нас общие и тело у нас одно, хоть и разделено внешне. Понимаешь, нельзя думать и заботиться только об одной руке, иначе мы погибнем или сожрём друг друга.

От последних слов он дёрнулся, и несколько капель упали в песок. Вскинул испуганные глаза.

— Ты понял, гад такой?! — заорал я, отчего он весь сжался и виновато поник. — Такой реакции ты ожидал? Почему? Не бойся меня, я же сказал, что не ем детей.

— А взрослых?

Я глядел, как он закручивает крышки и подвешивает фляги уже без всякого страха и внутреннего напряжения.

«Очень гибкая психика».

«Все дети быстро переключаются».

«Нет, это как-то ненормально резко».