Читаем Дрожь полностью

Вечером, как всегда в воскресенье, она проверила, исполнена ли просьба. Трогала живот и ноги. Казалось, будто скользит пальцами по большому куску шейки, значит, еще нет. Потом папа читал ей четвертую главу книги «Томек в стране кенгуру». Он сидел на стуле, скрестив ноги, и забавно болтал ногой. Подносил книгу близко к лицу. Быстро уставал. Прерывался в конце каждой страницы и закрывал глаза.

– Пап, а ты видел кенгуру?

– Нет, – ответил он все еще с закрытыми глазами.

– А мама?

– Тоже.

– Жалко.

– Может, ты когда-нибудь увидишь.

– И расскажу вам.

– Только домой не привози. Где я буду его держать?

– Ну да.

Милка сложила губы в трубочку.

– Пап?

– Мм?

– Когда вы с мамой были маленькие, то были не такие, как я, а гладкие, правда?

Бронислав открыл глаза и криво улыбнулся. Некоторое время молчал. Неторопливо закрыл книгу, заложив страницу пальцем. Наклонился к кровати.

– Да, доченька, но это ничего не значит. Видишь ли, я, например, был жутко уродливый.

Милка засмеялась и прикрыла лицо одеялом, потом быстро высунула голову и спросила:

– Как это жутко уродливый?

– А вот так. И твоей бабушке приходилось вешать мне на шею колбасу, чтоб хотя бы собакам хотелось со мной играть.

– Правда?

– Правда. А видишь, какой я теперь красивый?

Снова хихиканье и шмыг под одеяло.

– Спи давай, – сказал Бронислав, выпрямляясь, и шикнул, массируя крестец. – Завтра почитаем дальше.

За дверью он остановился и прислонился к стене. Дышал медленно, сжимая и разжимая свободную руку. Потом пошел спать, и ему снилось, что он гибнет в огне.

* * *

В десять лет Милка впервые влюбилась до смерти. Объектом ее воздыханий стал почтальон. Он был в четыре раза старше, носил усы и очень большую сумку. Хорошо одевался, ездил на велосипеде.

Милка сама принимала у него письма. Обычно мама стояла у нее за спиной. Милка в этот момент смотрела на свои лапти или на ботинки почтальона. Не могла произнести ни слова. Сжимала конверт в руках и убегала в дом.

Когда оказалось, что у почтальона есть жена, да к тому же еще ребенок, она решила, что больше не любит его, и через неделю увлеклась одноклассником Вальдеком, который, по слухам, плавал лучше других мальчиков в школе.

В конце мая весь класс после уроков пошел к реке. Вальдек нырнул рыбкой, и она подумала, что, если бы он только захотел, вышла бы за него замуж.

Остальные второпях раздевались. Каждую секунду разносился плеск и визги обрызганных девочек. Намокшие головы исчезали под водой и выныривали на поверхность. Рыжий Манек прикидывался утопленником. Милка подошла к берегу и попробовала воду ногами. Холодная. Крики стихли, плеск тоже вдруг прекратился. Она подняла голову. Все смотрели.

– Ну что? – сказала она, пожимая плечами.

Отошла назад и присела на корточки в поисках одежды. Шлепнулась на землю. Никто не смеялся, а она мечтала, чтобы они смеялись, чтобы сделали хоть что-нибудь.

Бегом вернулась домой и больше никогда не ходила с друзьями и подругами на реку. Она была влюблена в Вальдека еще примерно месяц, но потом разлюбила, а его место уже после каникул занял новый учитель математики, выглядевший так, как, вероятно, выглядел Томек Вильмовский из книжки про страну кенгуру. Вслед за учителем настал черед голубоглазого мальчика на год старше ее, однако вскоре выяснилось, что тот ужасно нелюдимый.

Бывали периоды, когда Милка влюблялась в среднем раз в месяц, поэтому постепенно исчерпала почти все варианты. Она никогда не ждала взаимности, а если бы так случилось, наверняка была бы разочарована. Ей нравилась любовь сама по себе, ей было хорошо наедине с этим чувством. Тем не менее иногда она задумывалась, почему еще никто не влюбился в нее. Спросив маму, услышала в ответ: всему свое время.

Когда ей было четырнадцать, одноклассник Ромек во всеуслышание заявил на перемене, что никакого Бога нет. Ромек вообще много знал, например, как сделать петарду из селитры или как плюнуть в потолок, чтобы на следующий день на нем оставалась засохшая сопля, поэтому Милка ему поверила. И все же продолжала каждое воскресенье молиться о гладкой коже – так, на всякий случай.

* * *

В семнадцать лет она впервые целовалась с парнем. На ней было новое платье, привезенное из Лодзи, а он был немного пьяный. Познакомились они за два месяца до этого на автовокзале.

Стояли у виадука, рядом поблескивал красный бак мотоцикла. Парня звали Михал, от него несло сигаретами. Он крепко прижимал ее к себе. Потом они поболтали, в основном ни о чем, а Милка велела пообещать, что он приедет еще. Договорились встретиться в субботу.

Михал не приехал ни в субботу, ни в какой другой день. Через пару недель она увидела его на остановке. Стоял с приятелем и прятал от нее глаза. Больше они никогда не разговаривали.

По мере взросления она все больше училась. Читала учебники для старших классов. Обычные книги не очень жаловала. Любила математику, а еще больше физику. Ей нравилось, когда все можно было предугадать. У уравнения всегда один результат. На законы физики можно полагаться. Формула для вычисления объема конуса никогда не меняется.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги