Дрожь

Правда, мать пыталась. Но матери только и могут, что пытаться. И вообще, чего ей, собственно, не нравилось? Он работал, урожай собирал отличный. Земля к нему благоволила.

Через несколько лет после смерти отца мать заявила, что больше так не может. Сказала, что хочет уехать. Виктор решил ехать вместе с ней. Да и что его тут держало?

Сняли квартиру в городе с глупым названием Коло, и вот их уже не было. Он остался один. То есть с Крыськой. И с малышкой.

Крыська после свадьбы стала другим человеком. Стала обыкновенной женой, а ведь оба они воображали себе все иначе, воображали, что будут не такие, как эти многочисленные пары, которые видели на свадьбах и похоронах. Уставшие друг от друга. Злющие. Сытые всем по горло. Нет, он должен был быть ее Казиком, а она – его Крысей. Они собирались дурачиться, подсмеиваться над жизнью. Ведь им было так хорошо вместе. Ведь они любили друг друга.

А теперь Крыся больше не была Крысей. Она была женой, хозяйкой, матерью. Погрустнела. Ее реже смешили его шутки. Ночью она не льнула к нему так, как раньше. Будто ее вдруг подменили.

Он открыл глаза и дождался, когда из мглы, окутавшей настенные часы, проступят стрелки. Полдвенадцатого? Нет, полпервого. А коровы не доены. Прокашлялся, провел рукой по волосам.

Может, она подоила.

Надо вспахать сегодня те два гектара за домом, где нашли отца. Биняс уже дважды говорил, что самое время.

Ладно. Пойти к коровам, а потом одолжить трактор у Щрубаса. Нет, Щрубас сказал, что больше ему не даст. Тогда у Витковского.

– Крыська, прости, – сказал он спустя полчаса, не смотря ей в глаза.

Она что-то готовила. Не повернулась. Он заглянул в кастрюлю. Бульон.

– Как пахнет.

Готов был убить за тарелку жирного бульона с клецками и вареным окорочком.

– Ты же знаешь, я не хотел. Знаешь, что на меня находит после алкоголя.

Подошел ближе.

– Покажи. Выбил?

Хотел до нее дотронуться, но она отпрянула.

– Ну, не дурачься.

– Я уйду от тебя, – проговорила она быстро, отворачиваясь от него.

– Крыся…

Она не ответила. Он долго стоял перед ней и молчал, потом вернулся в комнату и достал припрятанную за кроватью бутылку. Всего глоточек. Два.

Выпил залпом половину, громко вздохнул и выпил снова. Сидел и ждал. Долго ждать не пришлось.

Вернулся на кухню. Выглянул в окно и подошел к Крысе.

– Уйдешь, говоришь? Ты ведь уже столько раз уходила. Без конца обещаешь. Ну что, будешь реветь? Давай, блядь, реви, тупая корова!

– Я оставлю тебя, Казик, клянусь.

Он поднял руки и сделал несколько шагов назад.

– Так пожалуйста. Вперед. Скатертью дорога.

Она выбежала во двор, а он сделал еще несколько глотков, накрылся одеялом и уснул.

На следующий день ее уже не было.

Глава двенадцатая

«Кольская газета»,

сельскохозяйственная рубрика

ПОРАЖЕНИЕ МОЛНИЕЙ

В этой ситуации животные теряют сознание и сразу падают на землю, причем одни умирают на месте, а другие поправляются и вновь могут быть полезны, хотя у них часто сохраняются симптомы нервного паралича. В таких случаях животных рекомендуется отправлять на бойню.

При потере сознания нужно делать растирания, обливать голову холодной водой, а при слабости давать внутрь камфору, алкоголь, кофеин. Следует обеспечить животному хорошую подстилку во избежание пролежней, а также как можно чаще переворачивать с боку на бок.

Только все это не очень помогало.

Бронек выучил старую газетную заметку наизусть и растирал, обливал, поил, давал и переворачивал, а потом повторял все сначала, но Пес, по-видимому, получил неизлечимые травмы. По ночам ржал так громко, что невозможно было спать. Терся о стену конюшни, сдирая кожу с боков. Встряхивал головой, будто его облеплял рой мух. Иногда впадал в исступление и беспорядочно лягался.

Хелена, ветеринар и все соседи придерживались мнения, что лошадь надо усыпить.

– Сами себя усыпляйте, – огрызался Бронек.

Первый месяц он вообще не разговаривал с дочерью. Не желал слушать извинения и объяснения, то и дело лишь повторяя:

– Что тебе сделало бедное животное?

Когда она сказала ему, что хочет выйти замуж, пожал плечами и ушел на прогулку. Вернулся через час. Уселся перед телевизором, положил ногу на ногу и сообщил:

– Фронц обещал одолжить машину. Надо будет ее как-то симпатично украсить. Завтра поеду в город за водкой.

* * *

Эмилия Лабендович. Ее звали Эмилия Лабендович. Немного как из русского романа. Может, не совсем, и все же немного. У нее был муж, она стала женой. Временами боялась, что это просто большая шутка.