Друг большого человека

– Так собирай на стол! Конфеты, печенье… что там у нас еще?

– Я хачапури испечь успею.

По выходным Таня всегда пекла хачапури – фирменное блюдо в семье грузина, родившегося на Урале, никогда не бывавшего в Грузии, но свято хранившего родовые традиции: для гостей всегда открыты двери и всегда накрыт стол, пусть даже только чайный.

Таня отправилась на кухню, у дверей остановилась, проговорила испуганно:

– Вахтанг! Но ведь…

– Даже думать не смей! – приказал муж, малость помолчал и уже более мягко добавил: – Мы с тобой не следователи, нам в этом разбираться нечего.

Сначала в квартиру вошла помощник мэра по протоколу – вся такая собранная-подобранная, сразу видно, человек явился по делу. За ней вкатился шар, обмотанный большущим мохнатым шарфом, – с улыбочкой, тысячью извинений и шарканьем ножкой. И завершал процессию двухметровый громила в распахнутой дубленке – ему явно не хватало здоровенных пистолетов на поясе, чтобы уж точно соответствовать героям американских вестернов.

– Прошу, пожалуйста, проходите, – засуетилась Таня, – и не разувайтесь, не надо, на улице снег чистый!

Гости, однако, принялись дружно стаскивать с себя обувь. Точно так же, правда не столь дружно (Казик, улыбчивый толстяк, помалкивал и, кажется, принюхивался), попытались они избавить хозяев от хлопот с угощениями, но Вахтанг сказал укоризненно:

– В нашем доме так не полагается.

И все сели за стол. Последним подтянулся Ванька – длинный, худой, чернявый, как отец, и круглолицый, как мать. Он с любопытством оглядел гостей и весело представился:

– Иван! Девятнадцать лет! Единственный сын. Надежда и опора!

Вахтанг с потаенной гордостью улыбнулся, а Таня внутренне напряглась – правильно ли поймут ее мальчика? Ведь шутит он, шутит!

Гости между тем поняли все правильно и даже как некий сигнал, что можно расслабиться и о делах поговорить чуть позже, а сейчас просто чайком побаловаться, такими потрясающими хачапури насладиться! Таня тоже постепенно расслабилась (ну что, в самом деле, она вся издергалась? Ведь нет никаких оснований!) и даже на грохот, раздавшийся из соседней комнаты и напоминавший крушение металлических кастрюль с высокой полки, не обратила особого внимания. Хотя обычно возмущалась: как можно слушать такую жуткую музыку, а тем паче ставить ее вместо звонка на телефон?

– Это вам так звонят? – удивился Казик и почему-то посмотрел на Вахтанга.

– Да вы что! – захохотал единственный сын. – У папы телефон поет «Люди в белых халатах, низко вам поклониться хочу». Это из старого, еще советского. А у меня из современного.

– Ты лучше пойди и возьми телефон, – строго указал представитель пусть не самой современной, но вечной профессии. – А то у нас сейчас уши лопнут.

– Да ну его! – отмахнулся «надежда и опора», и телефон, словно услышав команду, мгновенно замолк.

А гости мгновенно посерьезнели, и Таня вновь заволновалась: что это с ними?

– Так это твой телефон, Иван? – Казик сунул руку куда-то под свитер, извлек бумажку и продиктовал номер.

– Ну да. Уж лет шесть, наверное.

– А записана сим-карта на вас? – Казик вновь посмотрел на Вахтанга.

Тот пожал плечами:

– Возможно. У Ивана появился телефон, когда ему было лет двенадцать. Паспорт ему еще не выдали, так что, скорее всего, симку купил я. А в чем дело?

Гости переглянулись и стали еще серьезнее – словно правительственная делегация на международных переговорах.

– Марина! – воззвала растревоженная Конькова. – Объясни, пожалуйста, при чем здесь Ванин телефон? – И тут же метнулась к сыну: – Ваня! Пойди посмотри, кто звонил! Может, звонок важный!

– Никуда не надо идти, Татьяна Федоровна, – вместо Марины отозвался Казик. – Это я позвонил. – И он похлопал себя по животу, где, судя по всему, прятался мобильник.

– А зачем? – едва ли не хором откликнулась семья Ромишвили.

– А затем, что я… то есть мы… хотим узнать: кто из вас по этому телефону звонил позавчера с одиннадцати до половины двенадцатого ночи мэру на мобильник и Никите Гальцеву домой?

Таня Конькова ожидала чего угодно – ураганов, камнепадов, даже цунами, – но только не этого!

– Мэру? В одиннадцать вечера?! – охнула она. – Да вы что! Я даже номера его не знаю… И Никитиного домашнего не знаю! И никто… – она придвинулась к мужу и сыну, словно намереваясь прикрыть их грудью, – не может знать! И звонить никто бы не стал!..

– Успокойся, Таня, – муж взял ее за руку и крепко сжал, и тоже слегка плечом загородил. – С чего вы, уважаемые, взяли, что кто-то из нас…

– Мэру и Никите звонили, – поспешно встряла Назарова, – именно в это время и именно с этого номера. Это совершенно точно. Это проверено. – И она уставилась на Казика с Вандовским.

– Да, точно, – подтвердил Аркадий Михайлович.

– А их что, мэра вашего и… Гальцева обматерили? – Единственный сын, надежда и опора, соскочил со своего места, встал за спиной родителей – ни дать ни взять верный страж.

– Нет, не обматерили, – отверг предположение Казик. – И что сказали, не имеет в данном случае значения. А имеет значение совсем другое: как это могло получиться?

– Не знаем, – пролепетала за все семейство Таня.