Друг большого человека

– У нас все рестораны так закрываются. Это распоряжение мэра, – непонятно зачем брякнула Марина, а брякнув, тут же принялась пояснять: – Чтобы по ночам люди шумы-гамы не устраивали, пьяными не шастали и прочие безобразия не устраивали…

– А вашему мэру не приходило в голову, что в ресторане можно не только пьянки пьянствовать, но и еду есть?

– У нас город заводской, а заводы рано начинают работать, и люди у нас в основном рано встают и рано ложатся, так что до половины двенадцатого уже успевают поужинать, – с легким налетом патриотической обиды сказала Марина.

– А вам завтра тоже рано вставать? Или у вас выходной?

– Выходной…

Вандовский сосредоточил взгляд на Маринином лице и вдруг спросил:

– Может, вы меня покормите?

– Я?!

– Ну да, вы. У такой четкой, организованной женщины обязательно должна быть дома еда, – произнес он голосом следователя, собравшего целый букет доказательств. – Причем в виде первого, второго и третьего.

– У меня есть куриные бедрышки… – От удивления Марина сразу призналась в содеянном.

– А картошка… или макароны?.. – строго уточнил «следователь».

– И картошка… и макароны…

– Ну тогда… как?

Марина растерянно оглянулась на дверь, словно она вела не в подъезд, а куда-нибудь туда… в Закрома Родины, например.

– Ну что вы в самом деле! Жалко вам еды, что ли? – поднажал «следователь» так, будто Марина, полностью и окончательно изобличенная, продолжала стойко упорствовать.

– Да нет, не жалко, – сдалась она и поплелась в подъезд.

Первым делом Марина собралась вымыть руки. Возвращаясь домой, она всегда начинала с этого.

– Где я могу вымыть руки? – спросил Вандовский. – У меня, знаете ли, привычка…

– В ванной. – Марина показала на полотенце.

Он не стал закрывать дверь, и она не стала деликатничать. Встала в проеме и принялась наблюдать, как он, почти полностью заняв все свободное пространство маленькой (в полном соответствии с давними советскими стандартами) ванной комнаты, тщательно намыливает ладони, а затем смывает их водой. Ничего особенного, совершенно бытовая картина… Но она почему-то продолжала торчать рядом и разглядывать его руки – здоровенные лапищи с голубыми венами и шрамом около левого мизинца…

Вандовский тщательно вытер руки и уставился на Марину:

– Куда мне пройти?

– В кухню, если вы не возражаете…

– Не возражаю, – сказал он, осторожно повел мощными плечами, стараясь не задеть, с одной стороны, вешалку с халатом, а с другой, – «рожки» с полотенцами, приблизился к Марине (всего шаг, не более) и, прихватив ее за плечи и даже слегка оторвав от пола, аккуратно переставил из проема двери в коридор.

Марина мысленно выругалась: «Вот ведь идиотка! Застряла на проходе, как будто специально! Хотя совершенно не специально, а просто на автомате! Загляделась, задумалась, затормозила!..»

– Могли бы сказать, и я бы отошла, – буркнула она, заняла место в ванной и начала надраивать руки с таким усердием, будто весь день уголь перебирала.

Потом переместилась в кухню и обнаружила Вандовского, стоящего посреди ее «шестиметровки» и совершенно откровенно принюхивающегося. Запах, действительно, был – малоуловимый и вкусный. Марина открыла дверцу духовки, и аромат не успевшей остыть курицы тут же вырвался наружу.

– М-м-м!.. – вдохнул Вандовский, а у Марины вдруг разом свело желудок.

В конце концов, она тоже не ела весь день. И ей очень захотелось взять и тут же откусить кусок мяса, без всяких там тарелок, вилок и ножей. И без картошки с макаронами, которые она в доме держала, но сама почти не употребляла. Фигуру блюла!

Вандовский посмотрел на противень, потом покосился на Марину и вдруг каким-то молниеносным движением выхватил пальцами бедрышко, откусив сразу половину.

– М-м-м!..

Марина моргнула, одновременно сглотнула и… сцапав бедрышко, впилась в него зубами.

Совершеннейшее безобразие! Нарушение всяких приличий, не говоря уже о протоколе!

Помощник по протоколу с набитым ртом осуждающе посмотрела на свои покрытые жиром пальцы, перевела смущенный взгляд на гостя… Гость жевал и веселился. Совершенно откровенно веселился – это веселье прямо-таки выпрыгивало из его глаз, разлетаясь по кухне яркими синими брызгами. Он жевал и смеялся, причем одновременно, вытирая тыльной стороной ладони блестящие от куриного сока губы, с которых сыпался смех, но отнюдь не куски пищи.

Помощник по протоколу не раз наблюдала, как вполне солидные и вроде бы воспитанные люди за едой трех слов не могли произнести без того, чтобы не выронить изо рта хотя бы крошки. А уж смех им и вовсе был противопоказан.

– Что мы творим! – осуждающе сказала Марина, доедая бедрышко.

– Мы едим! – торжественно провозгласил Вандовский, обгладывая косточку.

– Но ведь надо накрыть на стол… И сварить картошку с макаронами… Вы что хотите?

– Давайте макароны, это быстрее, – разрешил Вандовский и добавил с веселой укоризной: – Ну что вы, Марина Евгеньевна, в самом деле? Ну, расслабьтесь уже! Не на работе ведь при своем протоколе, дома у себя. И я – не монстр какой-то залетный. Нормальный я мужик!