К 1803 году Резанов — уже весомая фигура на политическом олимпе России. Блестяще образованный, свободно владеющий пятью европейскими языками, сказочно богатый да еще красивый настолько, что последний фаворит Екатерины Платон Зубов в свое время спешно удалил его с глаз любвеобильной императрицы аж в Иркутск, Николай Петрович выгодно выделялся среди столичной элиты. Женитьба на дочери основателя первых русских поселений в Америке Григория Шелихова принесла ему баснословный капитал, позволила стать крупнейшим акционером Русско-Американской компании и ее уполномоченным корреспондентом в Санкт-Петербурге. Будучи успешным предпринимателем, Резанов состоял и на государственной службе в Правительствующем сенате, где проявил себя талантливым администратором. К нему благоволили министр коммерции Н. П. Румянцев и министр юстиции Г. Р. Державин. Казалось бы, по совокупности достоинств он весьма подходил на роль руководителя задуманного посольства. Император возвел Николая Петровича в звание камергера и назначил главой миссии, имеющим статус полномочного посланника России в Японии (эту честь Резанов принял первым, ибо Лаксман формально был послан не государыней, а властями Иркутска). Необходимо, однако, развеять легенду о Резанове как об ультраромантическом герое. О реальном Николае Петровиче, по сути, верно сказал путешественник В. М. Головнин: «Г. Резанов… был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания». А к этому стоит прибавить, что командор отличался последовательным прагматизмом и немалыми амбициями. Увы, в путешествии к берегам Японии проявились не только лучшие, но и худшие его качества.
Как поссорились Иван Федорович с Николаем Петровичем
Как известно, для кругосветного плавания в Англии были закуплены два шлюпа — «Нева» и «Надежда», первый из которых оснащался на средства РАК, а второй взяла на содержание казна. Общее командование морской частью экспедиции поручили капитан-лейтенанту Ивану Федоровичу Крузенштерну, опытному мореходу и любимцу матросов, который несколько лет назад (как, впрочем, и Резанов) вносил в правительство проект такого путешествия. В его подчинении находился шкипер «Невы» Юрий Федорович Лисянский. Первоначальные императорские инструкции не проводили четкой границы между полномочиями Резанова и Крузенштерна. Лишь незадолго до отплытия камергеру была келейно вручена царская бумага, удостоверяющая его полное первенство в руководстве предприятием. Однако по каким-то причинам Резанов официально не представился и вообще ничего не сказал об этом ни морякам, ни включенным в экспедицию ученым, ни членам дипломатической миссии. Добавим к этому, что такое назначение юридически противоречило Морскому уставу Петра I, согласно которому вся полнота власти на корабле (вплоть до заключения браков!) принадлежит капитану. «Крузенштерн был признан всей Европой как зачинатель всей этой экспедиции и ее предводитель, — писал участник экспедиции лейтенант Е. Е. Левенштерн, — он оставил свою жену и ребенка и счастливую жизнь ради славы, чтобы создать себе имя и быть полезным своей семье. <…> И мы покинули Россию в твердом убеждении, что Резанов находится у нас на борту в качестве пассажира». О том же свидетельствует, например, ученый-натуралист Г. И. Лангсдорф, присоединившийся к экспедиции в Копенгагене: «…Я так искренне упрашивал камергера Резанова, который отправлялся с экспедицией в качестве посла в Японию, принять меня участником рейса, что наконец, поскольку мое ходатайство было поддержано превосходным капитаном фон Крузенштерном, собственно руководителем экспедиции, я имел счастье обнаружить, что мне эта честь предоставлена».
Однако со временем Резанов стал заявлять свои права на главенствующую роль. Более того, его замыслы и распоряжения начали вступать в очевидное противоречие с интересами команды. Так, у него появилась идея оставить «Надежду» на Камчатке, в распоряжении руководителя российских колоний в Америке, а всех офицеров и матросов (за исключением двух) списать на берег. Что такое добираться своим ходом от Петропавловска до Петербурга, моряки хорошо понимали, и эта перспектива их отнюдь не радовала.
На острове Нукагива наступила кульминация конфликта. Крузенштерн ввиду истощения запасов продовольствия запретил членам экспедиции вести торг с аборигенами и менять ценившееся ими железо на безделушки. Резанов, имея поручение от государя собрать коллекцию артефактов для Академии наук, приказ проигнорировал. Эти действия, квалифицированные Крузенштерном как самоуправство, были пресечены. В ответ посол обвинил капитана в ребячестве, причем сделал это на шканцах — в месте, особо почитаемом моряками.