Местные власти уважили некоторые требования Резанова. Сначала ему по болезни предоставили возможность гулять на берегу (правда, в специальном месте), а затем соорудили павильон для проживания. Однако когда посол вошел в свое жилище, на дверь тут же повесили замок, заключив Николая Петровича в почетный, но все-таки плен. Более полугода Резанов безуспешно пытался склонить японцев хотя бы принять щедрые дары своего государя. Ответ японского императора, привезенный из Эдо, был, однако, категоричен: «Могущественный государь посылает <…> посланника и множество драгоценных подарков. Приняв их, властитель японский должен был бы, по обычаям страны, отправить посольство к императору России с подарками, столь же ценными. Но существует формальное запрещение жителям и судам оставлять Японию. С другой стороны, Япония не так богата, чтобы ответить равноценными подарками. Таким образом, властитель японский не имеет возможности принять ни посланника, ни подарков. Япония не имеет больших потребностей, и поэтому иностранные произведения не могут быть ей полезны; излишняя же роскошь не должна быть поощряема…» Помимо этого, император дезавуировал разрешение, выданное Лаксману. В конце концов, измученный и взбешенный, Резанов покинул Нагасаки ни с чем.
Возлагать на Николая Петровича всю вину за провал этого первого официального российского посольства в Японию, разумеется, нельзя, хотя в каких-то аспектах он, возможно, и не проявил исключительных дипломатических дарований. При планировании миссии оказался мало востребован опыт Лаксмана: в первую очередь потому, что Голландия вновь смогла беспрепятственно интриговать против России, угощая японские власти различными небылицами. Но и без Нидерландов Япония в то время занимала жесткую изоляционную позицию, изменить которую одним посещением вряд ли было возможно. Историческая ошибка Резанова заключается в другом.
Японская неудача не давала ему покоя. И вот в 1806 году он самочинно отдает приказ лейтенанту Хвостову и мичману Давыдову, командующим знаменитыми кораблями «Юнона» и «Авось», уничтожить японские поселки на островах Итуруп и Сахалин. Цель — демонстрация силы, способной принудить Японию к торговле с Россией. «Находясь в Петропавловском порту <…> Резанов за столом сказал, что русская честь требует, чтоб отомстить варварам, — сообщает со слов очевидцев Ф. Ф. Булгарин. — В числе гостей были Хвостов и Давыдов. Дайте только позволение, возразил Хвостов, а я заставлю японцев раскаяться! В порыве гнева Резанов написал несколько строк, в виде позволения, и отдал Хвостову, который немедленно отправился с другом своим Давыдовым на свой бриг и велел собираться к походу». Исполнение этого приказа было жестоким. Убийства и грабежи, совершенные посланцами Резанова, вызвали возмущение царя, который отправил двух «героев» на тяжелую войну в Финляндию — смывать вину кровью. Однако главную ответственность за акцию несет сам командор Резанов. Ее последствия были губительны для японо-русских отношений на протяжении еще полувека. Известный русский путешественник Василий Михайлович Головнин прочувствовал это на себе.
Японский пленник
В 1811 году Головнин на шлюпе «Диана» вел гидрографические исследования северной части Тихого океана. Недостаток дров и продовольствия за ставил его с частью команды высадиться на острове Кунашир. Местные жители любезно встретили капитана и пригласили в крепость для переговоров.
Начальник крепости Насасэ Саэмон был поначалу корректен, но когда русские, не получив желаемого, вознамерились уйти, заговорил гневно и сурово, часто упоминая «Резаното» (Резанова) и «Никол Сандреча» (Николая Александровича Хвостова). Его слова побледневший переводчик из курильцев перевел одной фразой: «Если я выпущу кого-нибудь из русских, мне самому распорют брюхо». «Мы в ту же секунду бросились бежать из крепости, а японцы с чрезвычайным криком вскочили со своих мест… бросали нам под ноги весла и поленья…» — писал в своих записках Головнин. Все моряки, сошедшие на кунаширский берег, попали в японский плен. Видя это, оставшийся на «Диане» капитан-лейтенант Петр Иванович Рикорд сделал попытку вызволить товарищей, но по кораблю тут же был открыт пушечный огонь. Шлюп пришлось отвести на безопасное расстояние.