Друг моего отца

– А ты это с порога о чём? – усмехнулся я. – Карина, я устал. Не трать зря моё время, – повесил ключи. – Сколько?

– Пятнадцать миллионов, – поджала она губы, но злить меня побоялась.

Я присвистнул. А буквально два дня назад у меня, краснея от стыда и заикаясь, две тысячи рублей просили. В долг. А эта и не дрогнула, называя сумму. Почувствуйте разницу, называется.

– А это, я стесняюсь спросить, на что?

И если бы она понимала намёки, то услышала бы не «на что», а «за что»? И вопрос был более чем резонный. Не дороговато ли за «глубокий минетик»? К тому же посредственный, скажу честно.

– Это на клип, Арман. На хороший.

– Ты, блядь, Киркоров что ли? Такие бюджеты в клип закладывать?

– Ну, Арман, – канючила она, идя за мной по квартире.

– Так заработай, Карин. Начти уже себя уважать. Подними стоимость рекламы в своём Инстаграм тысяч до четырёхсот. За частные банкетики проси больше. Научись экономить, в конце концов, – я развернулся и понял, что говорю с пустым коридором. Она где-то по дороге отстала.

Впрочем, стой она рядом, эффект был бы тем же самым. Но меня удивило куда она пошла. И стараясь ступать неслышно, я вернулся.

Слышал как она открывала-закрывала ящики в спальне. Двигала мелкую мебель. Переставляла статуэтки. А потом затихла.

– Что-то потеряла? – удивился я, увидев её ноги, торчащие из-под кровати.

Она дёрнулась, ударилась головой. Выползла, пятясь как рак, и потёрла затылок.

– Серёжку, – предъявила она украшение, якобы выпавшее из уха.

– Укатилась? – возвышаясь над ней, пошевелил я пальцами, утопающими в мягком ковре.

Она поняла, что сказала глупость, но, с перепугу решила усугубить.

– Ещё прошлый раз. Во сне, наверно, выпала, – натянуто улыбнулась она и приняла мою руку, что помогла ей встать.

Вот только я точно помнил, что никогда не оставлял Карину на ночь в этой «гостевой» спальне. Год назад, когда я привёл её сюда первый раз, ей не понравилась картина на стене. Ей казалось, что она на неё «смотрит». И она выбрала другую комнату. Сама. А я не возражал.

Тогда она меня ещё не бесила. Яркая, шебутная, эмоциональная, в то время она мне очень нравилась. И я не хотел, чтобы ей было неуютно, пусть даже от «взгляда» с картины. Та спальня и оставалась только для неё. Но я так быстро от этой Солод устал. Как всегда устаю от яркого, громкого, резкого, приторного.

– Ладно, Карин, – подтянул я её к себе, стиснул упругую задницу, плотно обтянутую джинсами, коснулся губами шеи. Она доверчиво откинула голову… И тут вдруг меня осенило, что ещё не так. Не с этой певичкой, конечно. Ведь дело не в том, что я извинился перед Зверьком. И даже не в том, что до сих пор хотел её одну так, как даже жену в медовый месяц не хотел, но крепился, держался, даже не звонил, и старательно её избегал, чтобы ни одного шанса себе не давать. А в том, что я до сих пор чувствовал себя мудаком, потому что я то трахнул девчонку и разрядился. А она? Кроме страха, боли и обиды, что я с ней так грубо, что почувствовала она? Боль, страх и обиду? Так, может, именно это надо исправить? Сделать, наконец, красиво. А не предъявлять ей свой член на изготовку в штанах. Вот я реально мудак! – Я подумаю над твоим вопросом, – прошептал я Карине на ухо. Устало и равнодушно зевнул. Нет, сейчас с ней выяснять отношения точно нельзя. А уж тем более приглашать другую, когда она что-то так усердно искала в спальне. – Сегодня я, правда, устал. Позвони на следующей неделе.

И когда за ней закрылась дверь с тоской оглянулся на часы в идеально чистой квартире. Пиздец, и выспался, и отдохнул.

А потом довольно потянулся и схватив телефон, поднялся на крышу.

Зато сегодня я понял, что не так. А значит, завтра…

– Валентиныч, – поёжившись на холодном ветру, набрал я номер безопасника, рассматривая равнодушные звёзды. – Мне нужна полная инсектицидная обработка. Да, да, на предмет подслушивающих устройств.

Ну когда же, наконец, это завтра!

Глава 18. Яна

Как же я волновалась на собеседовании. Переживала, что меня не возьмут до тошноты. Руки тряслись. На листах договора, который мне дали ознакомиться, даже остались мокрые следы от ладоней. И я всё время оглядывалась, на каждый шорох в большом помещении, где, то ли монтировали что-то новое, то ли наоборот, разбирали старое. То есть всё время оглядывалась. Боялась, что придёт Чекаев. Или, наоборот, ждала, что он придёт.

Но он не пришёл. А меня взяли.

Теперь Евгения Ильинична, строгая сухонькая бабулька, что курировала все исторические художественные залы и запасники, которых в «Галерее» было как в хорошем музее, всюду водила меня за собой и охотно рассказывала обо всём, что только попадалось на глаза.