Что правда, то правда. Элис действительно баловала меня. Мы засиживались допоздна, смотрели по телевизору всякую чепуху и ели слишком много сладкого. В хорошие дни. Мама была с нами не так часто, чтобы знать: дни случались и плохие. Дни, когда Элис забывала вымыть голову, почти не разговаривала, а ужинать приходилось тем, что я сам себе готовил: бобами на подсушенном хлебе.
Я как раз доел последний блинчик, когда мельком увидел кончик черного хвоста, плавно передвигающийся за спиной у мамы. Хвост не принадлежал Твич – Твич сидела у мамы на коленях и обнюхивала ее тарелку. Я вскочил, ударившись об стол.
– Осторожнее, Мидж! – вздрогнула мама. – Что стряслось?
– По-моему, там соседский кот, – выпалил я на бегу к выходу, где только что скрипнула кошачья дверь. В окне я успел увидеть черный силуэт, исчезающий за садовой оградой. Быстро отперев заднюю дверь, я помчался к калитке, распахнул ее и выскочил в проулок между нашим домом и соседним. Я подумал, что кошка убежала, но потом боковым зрением уловил едва заметное движение по направлению к улице и тихонько пошел туда же.
Табита сидела на ограде соседнего дома совершенно неподвижно, только хвост раскачивался из стороны в сторону, выводя восьмерки. Я подошел ближе и уже открыл рот, чтобы заговорить, но увидел, куда она смотрит.
На другой стороне улицы, возле магазинчика на углу, стояла девушка с длинными светлыми волосами. Под мышкой у нее был блокнот. Черную кожаную куртку, в которую она была одета, я не узнал, но зато я знал ее саму. На меня нахлынуло облегчение.
– Элис! – позвал я, замахав рукой. – Мама напекла блинчиков – еще осталось немножко!
Сестра обернулась, посмотрела на меня, но не помахала в ответ.
– Элис! – крикнул я снова.
Она глядела все так же недоуменно. Странно. Мама тоже говорила, что помахала Элис, а та ее вроде не заметила…
Я перешел дорогу и приблизился к сестре, забыв, что сам до сих пор в пижаме и тапочках.
– Элис, – повторил я, – с тобой все в порядке?
Она в замешательстве смотрела на меня. Что-то с ее глазами было не так, но я не мог понять, в чем дело. И вроде она казалась еще симпатичнее: щеки и губы розовее, волосы блестят больше обычного, в прическу вплетены тоненькие косички. Раньше она так не причесывалась. Я ждал, что сестра ответит, но вместо этого она вынула ручку, написала что-то в блокноте и показала его мне.
– Очень смешно. А почему ты не говоришь? Горло болит?
Элис натянуто улыбнулась и снова что-то написала.
Я ждал, что она засмеется или подмигнет, но она этого не делала. Я пристально всмотрелся и наконец понял, что меня смущало: глаза Элис были голубыми, как у меня, – а у этой девушки они были ярко-зелеными.
Я отступил от нее и охнул, чуть не свалившись – нога соскользнула с края тротуара. Девушка схватила меня за руку, чтобы удержать, но я устоял и вырвался. От ее прикосновения по руке побежали мурашки.
И еще начало сводить живот, похожее чувство я испытал в семь лет на похоронах дедушки. Тогда я не до конца понимал, что происходит, но ясно было – это что-то плохое и все уже никогда не будет как раньше.
Я не мог отвести взгляд от девушки. Лицо почти точь-в-точь как у Элис. Отличались только глаза, но этого было достаточно, чтобы осознать ошибку. Она что-то подчеркнула и снова протянула мне блокнот:
Девушка отвернулась и пошла прочь. Уже не сомневаясь, что это не моя сестра, я смотрел, как она завернула за угол и скрылась на соседней улице.
Да, она не Элис. Но кто?
Музей неоконченных историй
Когда я вернулся домой, мама, принюхиваясь, обследовала гостиную.
– Это был соседский кот? – спросила она, заходя на кухню.
– Э-э, ну… да, – сказал я.
Мама показала на пульверизатор, которым опрыскивала свои комнатные цветы:
– Ладно, вроде я ничего не чувствую. Но, если появится опять, брызни вот этим. – Она налила чашку чая и ушла в гостиную, оставив меня одного.
Я постоял немного, пытаясь успокоиться. Колени дрожали, дыхание сбивалось, как от очень быстрого бега. Вытянув перед собой руку, я увидел, что она дрожит. Кто же была девушка, которую я только что видел, если не Элис?
Через минуту-другую я решился и вошел в гостиную. На коленях у мамы свернулась калачиком Твич. Я на миг зажмурился, вспомнив, из-за чего выскочил на улицу: Табита. Вернется ли она? Может, все-таки стоило закрыть ее на чердаке? Я отогнал эту мысль. Говорящая кошка или нет – это было теперь не самое важное.
– Мам, – позвал я. Голос прозвучал тоненько, даже пискляво. Я кашлянул. – Мам, только что случилось очень странное.
Мама макнула печенье в чай:
– Что, милый?
– Прямо сейчас на улице я видел Элис. Только это была
– Одна из твоих загадок? – Рот у мамы был набит печеньем. – Ты ведь знаешь, тут я безнадежна…
– Это не загадка. – Мои руки были влажными от пота. – У магазина на углу стояла девушка, которая выглядела совсем как Элис. Вылитая Элис. Только вот глаза… они… – я запнулся.