Проект постановления Президиума ЦИК СССР, приложенный к декабрьской записке Ягоды, состоял из предложенной им формулировки закона, параграфа о его включении в уголовные кодексы каждой из республик, и заключительной части, в которой оставлялись в силе законы против изнасилования и принуждения к проституции. Этот проект был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 16 декабря 1933 года[757]
. На следующий день Президиум Центрального исполнительного комитета съезда Советов СССР одобрил фактически такое же постановление и передал его в соответствующий орган РСФСР для разработки соответствующих законопроектов[758].Имелись существенные расхождения между исходной формулировкой проекта закона, предложенной Ягодой, и той редакцией, которая была принята высшими органами СССР (7 марта 1934 года)[759]
и РСФСР (1 апреля 1934 года)[760]. Вероятно, о разнице менталитетов руководства партии и теоретиков-законотворцев, правивших советской юстицией, наиболее красноречиво свидетельствует лексика, которой стороны пользовались при обсуждении этого вопроса. Во внутрипартийной переписке и даже в Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 16 декабря 1933 года в отношении данного преступления употреблялся грубый термин «педерастия». Традиционный же юридический термин «мужеложство» использовался во всех советских правительственных документах и в самом проекте закона. Проект Ягоды предлагал максимальный, но не минимальный срок наказания за простое и насильственное мужеложство. Кроме того, в проекте председателя ОГПУ было предложение включить в насильственное мужеложство такие признаки уголовного деяния, как «либо за плату, по профессии или публично»[761]. Эти квалификационные ограничения изъяли из проекта постановления Президиума ЦИК СССР на самой поздней стадии его подготовки. За неделю до публикации самого постановления, состоявшейся 7 марта 1934 года, в него был добавлен пункт оВопреки очевидному единообразию требований постановления от 7 марта 1934 года, формулировки и сроки принятия закона против мужеложства в некоторых республиках варьировались и затягивались без видимых причин. Украина была первой из союзных республик, которая 11 января 1934 года дополнила новой статьей свой уголовный кодекс. В УК Украинской ССР использовалась лексика исходного проекта Ягоды, который был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б) 16 декабря 1933 года. В этой второй по величине республике Советского Союза мужская проституция и публичная гомосексуальность были прямо квалифицированы как преступления. Вдобавок в украинском УК не оговаривались низшие пределы сроков наказания за мужеложство[764]
. Такие аномалии могли сказаться весьма серьезно на практике исполнения закона и вынесения приговоров, ведь на работу местной милиции влияла выраженная в новом законе озабоченность по поводу публично проявляемых мужской гомосексуальности и мужской проституции. Хоть украинские судьи и не имели особого выбора, кроме как назначать минимальные наказания, предусмотренные постановлением союзного уровня, они наверняка нашли способы избегать их, как и их российские коллеги, в 1930-е годы.Статьей с аналогичным текстом по какой-то причине был дополнен и УК Таджикской ССР[765]
. Во всех остальных республиках законодатели следовали языку статьи РСФСР, основанной на постановлении Президиума ЦИК Союза ССР от 7 марта 1934 года, и приняли свои статьи в апреле 1934 года. Место новой статьи внутри уголовных кодексов отражало четкий водораздел в представлениях сталинистов о модерности и отсталости в вопросах сексуальности, в соответствии с которым одни республики включили новую статью в существующие разделы о половых преступлениях (отражая сексуальную этику модерности), а другие – вписали ее в раздел, посвященный пережиткам родового быта. В УК Белорусской ССР и Украинской ССР новая статья была помещена вместе со статьями о половых преступлениях. Закавказские республики – Армения и Грузия – пошли вслед за этой сравнительно современной классификацией[766]. В УК Таджикской ССР и Узбекской ССР запрет на однополые отношения фигурировал среди правонарушений, обусловленных традициями[767]. В УК Туркменской ССР и Азербайджанской ССР не делалось различий между половыми преступлениями и преступлениями, связанными с традициями, поэтому уже существовавшая статья против мужеложства была просто приведена в соответствие со всесоюзным постановлением[768].