Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

В отличие от своих предшественников начала XX века, юристы, выступавшие в 1970–1980-х годах против закона о мужеложстве, очевидно, находились под влиянием медицинских моделей гомосексуальности. В эти годы развитие советской «сексопатологии» как заслуживающей доверия и технически развитой дисциплины было постепенно отмечено важными публикациями Г. С. Васильченко, И. С. Кона и других ученых, которые все откровеннее освещали в своих исследованиях вопросы как мужской, так и женской гомосексуальности[992]. Хотя зачастую такие работы носили патерналистский характер, а само явление эти ученые иногда расценивали как патологию (например, для Васильченко «гомосексуализм» был одним из многочисленных «нарушений психосексуальной ориентации»), их переход к диагностике и лечению мужской гомосексуальности представлял собой важный отход от сталинистских убеждений, что любовь между мужчинами – преступление, а не болезнь. Исследования советских ученых шли вслед за развитием на Западе нейроэндокринологии. В СССР стали проводиться более широкие эксперименты с лекарствами и психотерапией для мужчин-гомосексуалов, ранее применявшиеся к женщинам[993]. Советская сексология вновь была готова взять гомосексуалов под опеку. В середине 1980-х годов, когда юристы тайно составляли проект нового Уголовного кодекса РСФСР, то и дело вспыхивали дебаты между милицейскими функционерами и чиновниками от медицины по поводу необходимости отмены запрета на мужеложство. К концу 1980-х годов – при М. С. Горбачеве с его политикой гласности – дебаты выплеснулись в общественную сферу, и криминолог Игнатов открыто высказался за прекращение судебного преследования мужской гомосексуальности, заявив, что гомосексуальность – врожденная «патология» и, мол, в силу этого нет оснований для преследования ее как преступления[994]. Как писал Кон, Игнатова поддержали популярный адвокат А. М. Яковлев и психоэндокринолог и пионер советских исследований по перемене пола А. И. Белкин. Меж тем чиновники Министерства внутренних дел призывали сохранить запрет на отягчающие формы мужеложства (с применением насилия или совершенные с несовершеннолетним)[995]. Это противостояние подходов к гомосексуальности – медицинского и милицейского – напоминало дискуссии времен НЭПа о регулировании однополых отношений. Однако, как заметила Маша Гессен, к концу эпохи Горбачева стороны достигли «консенсуса» о том, что закон, запрещающий добровольное мужеложство между совершеннолетними, следует отменить[996].