Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

В первой половине дня «тетки» часто прогуливались по Конногвардейскому бульвару. На этой улице находились казармы и манеж полка Конной гвардии, давшего ей название. Отсюда было удобно сопровождать молодых рекрутов в ближайшие Воронинские и другие бани[149]. Солдаты, которые наслаждались сексом с мужчинами, продолжали и во времена Первой мировой войны, и во времена революции 1917 года встречаться на Невском проспекте. Один мужчина-проститут сообщил, что в 1920-х годах Александровские сады были излюбленным местом летних свиданий «старых военных»[150]. Гомосексуальная субкультура превозносила доступность и красоту тренированного мужского тела, затянутого в военную форму. Но военным всегда мало платят, а потому некоторые солдаты и матросы в северной столице продолжали предлагать секс за деньги вплоть до 1930-х годов[151].

Наиболее примечательными институтами в гомосексуальной субкультуре предреволюционного Петербурга были бани – излюбленные места отдыха «теток» и их приятелей-мужчин. Здесь традиционная маскулинная терпимость в отношении однополого эроса столкнулась и смешалась с зарождавшейся гомосексуальной субкультурой. Все больше и больше свидетелей, описывающих гомосексуальные отношения в банях, отмечают эту конфронтацию. В 1906 году поэт Михаил Кузмин обозначил место бани в городской гомосексуальной субкультуре в своей повести «Крылья» – известном тексте, воспевающем каминг-аут молодого мужчины. В это же время иностранные апологеты гомосексуальности в современном – западноевропейском – понимании восхищались русской баней как местом невиданных возможностей[152]. Тем временем противники данной практики открыто осуждали тлетворное влияние меньшинства мужчин на традиции банного общения[153]. Высказывались и опасения по поводу мужской проституции в банях. На волне журналистики, пишущей о сексе после революции 1905 года, появились красочные описания бань, в которых они мало отличались от мужских борделей. Знаменские бани Петербурга близ одноименной площади (ныне – площадь Восстания) считались оазисом «гомосексуального мирка»:

Едва вы проникнете в эту «обитель», как навстречу к вам утиной походкой движется массивная фигура знаменитаго в гомосексуальной секте банщика Гаврила. Гаврило – тучный мущина лет 40–45 с отталкивающим неприятным лицом и угодливым, заглядывающим вам в душу взглядом. Этот «господин» с места не постесняется предложить вам свои «услуги» или кого-нибудь другого. <…> Гаврило принесет вам альбом с фотографическими карточками, где все эти гомосексуальныя Фрины и Аспазии изображены прифранченныя и накрашенныя, некоторыя даже в женских нарядах. <…> Вот вы показываете на одного из «малых сих», изображенных в альбоме, и через каких-нибудь минут 5 «оригинал» в вашем распоряжении. Тут же попутно сообщается цена[154].

Эта сатира 1908 года на «гомосексуальный мирок» отождествляет бани с легальными (гетеросексуальными) борделями царских времен[155]. Предварительный показ фотокаталога мужчин – «Фрин» и «Аспазий» (традиционные прозвища женщин-проституток) – и их представление как фемининных – скорее преувеличение с целью рассмешить читателя, нежели часть реального механизма привлечения клиента. При всем том дневник Михаила Кузмина фиксирует очень похожую сцену в декабре 1905 года: