Другая история. Сексуально-гендерное диссидентство в революционной России

О судьбе взаимной мужской сексуальности в банях после 1917 года трудно сказать что-либо определенное. Гомосексуальная субкультура царского времени зависела от возможности уединения за деньги, которую предоставляли такие места, как бани и отдельные кабинеты в ресторанах[160]. Советская власть возвела новые преграды на пути к этим пространствам. Даже во времена ограниченного капитализма новой экономической политики (1921–1928 годы), когда рестораны и бани сдавались в аренду частным лицам, должностные лица, прекрасно осведомленные о половом беспределе в подобных заведениях, следили за соблюдением порядка[161]. Номера в гостиницах, по крайней мере номинально, предназначались приезжим, и даже гетеросексуальные пары сталкивались с трудностями при попытках снять их для секса[162]. После 1917 года информация об организованной мужской проституции в банях отсутствует[163], но отдельные лица продолжали завязывать знакомства и заниматься добровольным или платным сексом прямо в банях или после встречи там. В 1927 году шестнадцатилетний вор, вступавший в секс исключительно с мальчиками, сказал психиатру, что предпочитает находить партнеров среди приятелей-беспризорных. Он «предварительно мыл их в бане и в номере совершал половой акт»[164]. Мужчина-проститут П. сообщал своему врачу, что «знакомился где угодно, часто в банях, где дело начиналось с просьбы потереть спину, а там уже „чувствуешь друг друга“». Психиатр отмечал, что П. был арестован в Москве за воровство в 1926 году – после того, как оказался обманутым в отношениях, в которых он состоял[165].

Почти полное исчезновение коммерческих мест для свиданий и знакомств имело предсказуемые последствия. Общественные туалеты, которые и прежде были надежным местом для ритуалов знакомства, приобрели для гомосексуалов еще большее значение. Сославшись на откровения пациента П., доктор Белоусов писал, что «теперь, после революции, этот последний способ – встречи в уборных – является преобладающим». Описание означенным мужчиной-проститутом туалета в харьковском кинотеатре «Маяк» в 1920-х годах как «особенно удобного» свидетельствует, что выискивались любые архитектурные причуды, которые могли обеспечить интимность встреч. Этот человек упоминает только два «места свиданий» в Ленинграде 1920-х годов, каждое – с общественным туалетом (хотя Белоусов об этом не упоминает, говоря абстрактно о «местности», – термин, отсылающий к «отхожему месту», эвфемизм для посвященных). Оба места были рядом с цирком Чинизелли, второе – на Невском «близ Аничкина (sic!) дворца»[166]. Видимо, как и до 1917 года, мужчины-проституты продолжали уединяться в общественных туалетах «на площадях и железнодорожных вокзалах»[167]. Исчезновение после революции коммерческих помещений, которые можно было бы снять и использовать для удовольствия, направило мужчин-гомосексуалов в новое русло, породив так называемую культуру туалета[168].

Как свидетельствуют источники, территории гомосексуальной субкультуры появились в Москве только в последние годы царского режима, что говорит о ее запоздалом развитии в сравнении с более европеизированной северной столицей. Чрезвычайно информативны показания мужского проститута П., записанные доктором Белоусовым в 1927 году. Согласно П., до и после 1917 года Бульварное кольцо было самой известной гомосексуальной территорией в городе. Соединяя бульвары, оно окружает центр Москвы полукруглой лентой зелени. Здесь много скамеек, киосков с прохладительными напитками, общественных туалетов. Бульвары – это удобные места, где можно посидеть, покурить и поболтать, сюда можно добраться общественным транспортом. Бульвары всегда кишат пешеходами. Отсюда рукой подать до Большого и Малого театров, Консерватории и центральных магазинов. Как точно заметил П., «вы можете найти и встретить мужчин на любом бульваре»[169]. Его собственная городская сексуальная карьера началась на Пречистенском бульваре, где в 1912 году в возрасте 17 лет он познакомился (по его выражению) со «своими людьми» и стал проститутом. Репутация Бульварного кольца как арены мужской проституции сохранялась и в 1920–1930-х годах. Согласно П., в Москве Никитский бульвар вел к «самому главному „притону“» – площади Никитские Ворота. Югославский коммунист также называл эту площадь местом «тайного рынка» гомосексуальных мужчин в конце 1920-х[170]. П. указывал на Сретенский и Чистопрудный бульвары как места, где «особо важная публика» из числа московских гомосексуалов назначала свидания. Осужденные с 1935 по 1941 год уголовными судами за мужеложство (см. восьмую главу) часто посещали эти же бульвары. Некоторые на допросах признавались, что в 1930-х годах занимались сексом в общественных туалетах или темных подворотнях этих улиц.