С другой стороны, таковыми фигурами не считались мужчины, практиковавшие «педерастию» на юге и востоке империи, согласно мнениям судебно-медицинских экспертов, работавших по данному вопросу в этом регионе. Они утверждали, что, несмотря на распространенность «половой психопатии» среди населения данного региона, этот феномен был прежде всего порождением местных культур. Российские ученые мужи почти не сомневались в неприменимости здесь медицинской модели, поскольку обычаи и нравы коренного населения Грузии и Армении, регионов вокруг Баку, Ташкента и Самарканда отнюдь не исключали однополых отношений, причем часто принудительных. Распространенные на Кавказе похищения мальчиков и юношей для половых целей подчас объяснялись «дикими нравами туземного населения»[400]
. В Ташкенте и близлежащих регионах Средней Азии распространенность «педерастии» объяснялась изоляцией женского населения, специфическим образом жизни местных мужчин, коротающих досуг в разного рода «чайханах, где с ранних лет [они] приучаются к восточной лени и тунеядству», а также местными традициями подростковой проституции – «бача бази» («бачи» – мальчики-танцоры передвижных трупп, вовлеченные также в платный секс)[401]. Еще больше русских исследователей смущало то, что «культурное» население Кавказа жило бок о бок с «первобытными» народами, и «половая психопатия» и «вырождение» вступали во взаимодействие с социально производимой снисходительностью к мужским однополым отношениям, якобы доминировавшим среди «первобытного» населения. «Чем крупнее город и больше в нем мусульман, тем чаще возникают судебные процессы по поводу педерастии», – писали ученые[402]. Порок, причину которого видели прежде всего в мусульманской традиции изоляции женщин от внешнего мира, был в этом регионе преимущественно городским, стимулируемым мужской возбудимостью и наличием множества удобных и закрытых от посторонних глаз пространств. В гостиницах Баку и Тифлиса, на «персидских базарах» и в банях мужчины (обычно «персияне или татары») «предлагают свои пассивные услуги активным педерастам». Мужчины-мигранты из Нагорного Карабаха, подрабатывая на нефтяных промыслах в Баку, «ради куска хлеба делаются подчас и пассивными педерастами»[403]. Роль города в жизни армян, которые были «избалован[ы] городской ресторанной жизнью», также вела к развитию «педерастических» отношений, особенно ввиду того, что мужчины этой нации часто занимались торговлей и путешествовали по региону, соприкасаясь с «коренным населением Турции и Персии». Коммерсанты-мусульмане в Баку – татары и армяне – обладали большими капиталами, которые делали для них «доступным[и] все восточные наслаждения», в том числе «активную педерастию» с «пассивными» проститутами-мужчинами. Как писал один русский психиатр-антрополог, «для зажиточного, знатного и избалованного перса или татарина мальчик является такою же потребностью утонченного вкуса, как тухлое яйцо для китайского мандарина высшего ранга или сыр рокфор, или рябчик с душком для петербургского аристократа»[404]. К экзотике востока России относили сексуально «первобытного» мужчину, часто нехристианина или человека, испорченного жизнью на периферии христианского мира[405]. Подобные мужчины не удостаивались внимания медицины за исключением случаев, требовавших уголовного преследования. Российские врачи считали, что эти обычаи и привычки следует изучать и радикально менять. «Только школа и широкое распространение печатного слова» могли победить и свести на нет зло, причиняемое социально санкционированной «педерастией»[406]. В то время как статистика Министерства юстиции не могла объяснить причину роста обвинительных приговоров по делам о мужеложстве, российские судебные медики и психиатры, работавшие в этих регионах, озвучивали точки зрения, наверняка проливавшие свет на активность полиции в данных регионах в конце царской эпохи.