Когда она вновь распахнула глаза, в окно уже потоком струилось утреннее солнце. Одалия вызвала по телефону такси и сложила наши вещи с продуманной точностью, какой я вовсе от нее не ожидала. Обычно ее действия отличались внезапностью, будто мир вокруг повиновался ей и совпадал с ее ритмом, а не наоборот. Помню, мне показались странными эти ее четкие, какие-то автоматические движения. Но в то утро я понимала, что не стоит задавать вопросы и вступать в разговор; просто, покорно я приняла изменение наших планов, да и рада была вернуться в родной город. Интуиция подсказывала мне: назревает что-то недоброе; казалось, что дома будет безопаснее. Может, и стоит попенять на такую глупость, но я же не могла знать в ту пору, чем это обернется.
Когда такси вывернуло на подъездную дорожку, дворецкий предупредил супругов Бринкли, и те вышли посмотреть, в чем дело. До сих пор мне вспоминается обиженный взгляд, который Макс Бринкли метнул в меня сквозь монокль, – растерянный и неодобрительный взгляд. Одалия обрушила на хозяев дома град торопливых, неискренних извинений, те с отменной любезностью пожали нам руки, но у нас за спиной приподнимали брови и хмуро посматривали на водителя, загружавшего вещи в багажник. Отзвучали прощальные слова, я почувствовала на своем локте ладонь Одалии – кожа бархатная, хватка железная. И с невероятной скоростью меня уже запихали на заднее сиденье такси. Шорох шин по гравию, узкие нахмуренные лица мистера и миссис Бринкли отодвигаются и превращаются в два невыразительных пятна.
Разумеется, я думала, что мы едем к поезду, и несколько удивилась, услышав, как Одалия спрашивает водителя, сколько он возьмет за то, чтобы доставить нас до самого дома. Еще больше я удивилась, когда он запросил заоблачную сумму, а она тут же согласилась, даже не пытаясь торговаться, хотя обе мы прекрасно понимали, что она могла бы срезать расходы вдвое. Три часа на максимальной скорости – лишь с краткой остановкой на заправочной станции, – и мы добрались. По дороге Одалия время от времени изворачивалась всем телом, чтобы выглянуть в овальное оконце позади нашего сиденья. Я сама пару раз оглянулась, чуть ли не ожидая увидеть, как Тедди несется за нами бегом, пытаясь поймать за бампер.
Но мы без приключений подъехали к нашему отелю где-то вскоре после полудня. В дороге я поняла, что лето начинает угасать. Уже короче сделались дни. До вечера, до самой ночи Одалия была вся на нервах. Час обеда настал и миновал, пока мы тряслись на заднем сиденье, но Одалия как будто и не заметила, что мы пропустили трапезу, а теперь не вспомнила, что пора бы и поужинать. В апартаментах в холодильнике нашлось вдоволь свежей еды, но Одалия, поковыряв вилкой в одном блюде и чуть отведав другое, на том и забыла о еде, отошла от стола. То же самое с книгами и журналами: то одно возьмет, то другое, пролистнет несколько страниц и отложит, а глаза смотрят слепо, незряче. Несколько раз она поднималась, раздвигала шторы и выглядывала в ночь, а потом с легкой, почти неприметной дрожью вновь задергивала шторы поплотнее, словно отгораживаясь от незримого призрака.
Когда пронзительно заверещал телефон, Одалия так и подскочила. Звонил, разумеется, Гиб. По ответам Одалии нетрудно было угадать, что ему немедля требуется отчет, почему и куда мы запропали. Или, точнее, куда ездила
– Ой, ну не злись ты так… Девочкам иногда нужно отдохнуть… И я же всегда рядом, если вдруг что. О чем ты? Что случилось?
Он послал крошку Чарли Уайтинга получать груз, а этот идиот попался полиции. Как ни странно, дурная новость успокоила Одалию. Напряженное тело оттаяло, вернулась кошачья грация. Повесив трубку, она тут же принялась строить планы, счастлива была отвлечься. Но, прежде чем я перейду к рассказу о том, как на следующее утро в участке Одалия ухитрилась снять Чарли с крючка, я возьму небольшую паузу и попытаюсь объяснить собственное состояние духа на тот момент.
На тот момент, как ясно, полагаю, и со стороны, наши отношения с Тедди не достигли кульминации, и серьезные события еще предстояли. И мне важно объяснить, почему я не прислушалась к здравому смыслу и вовремя не убралась подальше от надвигавшейся катастрофы.