Другая семья

И полетел назад так же быстро, стараясь по дороге переформатировать себя на работу. Да, вот такая у него теперь жизнь. Фигаро там, Фигаро здесь. Везде надо успеть, всех ублажить. Отдать внимание и заботу. И деньги заработать успеть. Скакать ловким зайчиком туда-сюда. И не сметь произнести даже в мыслях спасительное – беги, заяц, беги… Потому что бежать некуда. Доченька у него ночью родилась! Первая доченька!

Катю выписали через четыре дня. Встречали ее из роддома вместе с Галиной Никитичной. Ну, еще подруги Катины пришли, с работы две сотрудницы. Разглядывали его с интересом. Но ему было все равно – пусть разглядывают.

Катя выглядела счастливой, сияла глазами. Но ему показалось – изменилось в ней что-то неуловимо. В голосе, в посадке головы, даже в сиянии глаз. Раньше они были чистыми, как небо, а теперь стали глубокими, как морская синь. И взгляд стал слегка снисходительный, будто она теперь знает то, чего он не знает, не понимает. И на него глянула со снисходительной улыбкой, и гордо вложила ему в руки кружевной сверток. И он принял его, не дрогнув. Даже не ощутив никакого сентиментально щемящего чувства – мол, я теперь отец…

Ну да, отец. А на его руках дочка. И даже имя у нее есть – Мия. Катя решила так назвать. Мия. Миечка. Хорошее имя. Он будет любить ее, заботиться о ней. Как еще по-другому?

Приехали домой, устроили застолье, выпили шампанского, сказали подобающие случаю тосты. Вскоре гости разошлись, и Галина Никитична тоже ушла, проявив чудеса тактичности. Закряхтел в комнате ребенок, и Катя бросилась туда опрометью, успев сказать ему:

– Со стола убери, ладно?

И в это время зазвонил телефон. Требовательно. Удивительно, как он в последние время начал чувствовать все интонации телефонных звонков и даже знать, кто звонит и зачем, еще и не глянув на дисплей…

Конечно, это была Клара Георгиевна. И голос у нее тоже был слегка истерический, как давеча у Галины Никитичны. И так же кричала в трубку:

– Филипп! Филипп, ты где?! У Алисы роды начались! Я «Скорую» вызвала, ее увезли! Вернее, я с ней в роддом поехала, теперь уже домой возвращаюсь! Ты где, Филипп? Почему я никогда не могу до тебя дозвониться?

– Клара Георгиевна, успокойтесь… Я приеду скоро. Пожалуйста, успокойтесь, прошу вас!

– Да как, как мне успокоиться? Я вся на нервах! А вдруг с Алисочкой что-то случится? Или с ребенком? Как, как я могу успокоиться? И тебя, как всегда, рядом нет! Ты где, Филипп? Где ты?!

– Я уже еду, Клара Георгиевна. Уже еду! Все будет хорошо, Клара Георгиевна!

– Да откуда ты знаешь, господи? Лучше вообще не говори ничего, молчи лучше! Чтобы через пятнадцать минут дома был! Бросай все, приезжай!

– Я приеду как смогу. Все. Успокойтесь. Валерьянки выпейте. С Алисой все будет хорошо, я уверен.

В дверях кухни появилась встревоженная Катя, и он нажал на кнопку отбоя несмотря на то, что Клара Георгиевна продолжала истерить. Проговорил деловито:

– Мне надо ехать, Кать!

– Как? Как это – ехать? Я думала, ты с нами целый день будешь… Ты сам так говорил… Такой день сегодня…

Катя смотрела на него во все глаза, потом сглотнула с трудом и прикусила губу, чтобы не заплакать. Но чувства жалости он в себе не ощущал. Наоборот, злился немного. Потому что это было похоже на шантаж – как ты смеешь, мол, бросить меня в такой день!

Но злости своей не выдал, конечно же. Да и не злость это была, а так, вынужденная досада. Подошел к ней, огладил по плечу виновато:

– Ну что делать, если обстоятельства изменились… Прости, Кать!

– Не уезжай… Не уезжай, пожалуйста… – Она глянула ему в глаза. – Я ведь так редко тебя о чем-то прошу! Ну что такого могло случиться, когда… Когда у нас с тобой такой день? Ну пожалуйста, Филипп… Я очень тебя прошу…

– Кать, я бы рад… Но не могу.

– А что случилось, скажи хотя бы?

– Алису в роддом увезли… Я должен быть там, пойми…

– А… Ну понятно. Конечно. Она ведь жена… А я так – не пришей кобыле хвост… Я и дочка моя…

– Кать, перестань! Ну что ты, ей-богу… Зачем ты так говоришь? Разве я…

– Ты хочешь сказать – разве я тебе обещал что-то? Правильно я угадала? Да, Филипп, ты мне ничего не обещал. Просто я подумала… Хотя какая разница, что я там подумать могла… Да тебе это и не важно сейчас. Понятно.

– Кать, давай мы не будем сейчас выяснять отношения. Не время сейчас. Пойми меня.

– А я только и делаю, что понимаю тебя все время! Понимаю, понимаю… Я устала уже понимать. Кто же меня-то будет понимать когда-нибудь?

Он ничего не ответил, молча убрал руки с ее плеч. Наверное, Катя почувствовала в этом его жесте что-то, всхлипнула и заговорила торопливо:

– Прости меня, Филипп… Прости… Наверное, я еще в себя не пришла, если говорю такие вещи, упрекаю тебя… Наверное, у меня послеродовая депрессия. Прости меня, Филипп! И поезжай быстрее, конечно!

– Да. Кать. Спасибо. Мы потом поговорим обо всем, Кать… Все, я ушел. Я позвоню…