Другая семья

Нет, но от Кати… С Алисой-то все понятно, но Катя! Она ж никогда, она ж ни разу ни одного выпада в его адрес себе не позволила! Только радость, только любовь, только сияние глаз навстречу! Неужели это все обман был? Но зачем…

В общем, не задался выходной. Ну и ладно. Он же как лучше хотел… А если так, то и не надо ничего… Он и отсюда может уйти! И ладно!

– Филипп, ты куда? – услышал за спиной испуганный Катин голос. – Куда ты пошел, Филипп? Ты что, обиделся на меня, да? Ты уедешь от меня сейчас?

Тоненький голос, плаксивый, растерянный. И вмиг устыдился своей горделивой обиды – тоже нашелся герой! Обидели его, надо же!

И повернулся к Кате с улыбкой, проговорил быстро:

– Да ты что, Катюш! Куда я уеду, что ты… Я в магазин решил сходить, фруктов тебе купить. Ну, еще из продуктов чего-нибудь…

– Так давай вместе пойдем! Я сегодня еще не выходила на улицу, пройтись хочу! И знаешь, мне бы надо обувь какую-нибудь удобную купить, а то ноги так отекают, ходить больно…

– Да, конечно. Все купим, конечно…

– И лучше две пары! Какие-нибудь кроссовки хорошие и еще босоножки летние. Я присмотрела вчера, но все так дорого… Хорошее, оно ж дорогое…

– Все купим, Катюш. Идем.

– А еще мне курточку надо… Легкую… Скоро совсем тепло будет.

– И курточку тоже купим, конечно.

– А на улице как? Тепло или холодно?

– Тепло. Для конца апреля очень тепло.

– Да, уже конец апреля… Как время быстро бежит… Уже и рожать скоро!

– А когда? Что врачи говорят?

– Говорят, в конце июня.

– Да?!

– А почему ты так удивился, Филипп? Ах, да… Я ж забыла… Ты же только что сказал, что мы с твоей женой можем в один день родить… Вот уж забавно получится, да? Хотя – ничего забавного… Тогда ведь нас и выписать могут в один день… А мне так хочется, чтобы ты меня из роддома встретил! Чтобы я тебе с рук на руки нашу доченьку передала… Как ты думаешь, приданое уже можно покупать? Надо, чтобы все розовое было!

– Почему нельзя? Можно, конечно.

– Так примета плохая… Обычно приданое покупают, когда ребенок уже родится. А как ты его купишь, если… Если твоя жена тоже в это время родит? У тебя и времени не будет… Так что лучшее заранее обо всем побеспокоиться. А у твоей жены кто должен родиться? Сынок?

– Нет. Тоже доченька.

– Ну надо же… И здесь мы с ней совпали… Смешно.

Она вздохнула, на секунду скривив губы в грустной усмешке. Потом повторила тихо:

– Смешно. Смешно…

И в следующую секунду опять будто сбросила с себя грусть, поднялась со стула, проговорила деловито:

– Пойду оденусь… Так, говоришь, тепло на улице, да?

– Тепло, Кать. Легко одевайся.

– Ладно. Я сейчас, я быстро…

Потом ходили по магазинам полдня. Он терпеливо нес за Катей пакеты, терпеливо ждал ее возле примерочных. Кроме обуви, Кате срочно понадобилась одежда на лето. И то, что можно носить до родов, и после. Деньги на карточке убывали с такой быстротой, что он только удивлялся Катиному размаху. Но не жалел денег, нет… Хотя бы тут он не был ни в чем виноват, хотя бы тут…

Или просто откупался? Даже если и так, то пусть… Кате доставляет удовольствие этот шопинг, и слава богу. Было бы хуже, если б она грустила и обижалась.

Домой вернулся поздно, Алиса уже спала. Клара Георгиевна выговорила ему недовольно:

– Где тебя носит весь день? Мог хотя бы в свой выходной с женой дома побыть…

Он ничего ей не ответил – зачем? Она ведь и так все видит, все понимает. И доченьку свою тоже прекрасно знает. И отношение доченьки к нему видит, основанное на неприязни и раздражении. Пусть и замаскированное гормональной перестройкой и законными перепадами настроения.

– Голодный? Ужинать будешь?

– Нет. Спать хочу.

– Ну, ложись тогда… Я тебе в гостиной на диване постелила.

– Спасибо, Клара Георгиевна.

– Да не на чем… Спокойной ночи, стало быть.

– Спокойной ночи…

Следующие два месяца были для него сущей пыткой – и работы навалилось много, и погода, казалось, с ума сошла. Навалилась жара – сначала ранняя майская, еще более-менее терпимая, потом на смену ей пришла июньская, оголтелая. Еще и лето не успело созреть как следует, а жара будто впереди бежала, томила землю безводьем, сушила горячим ветром. Нормальному организму в такую жару тяжело, а уж беременному женскому – и подавно.

Алиса капризничала, срывалась на нем, изводила Клару Георгиевну. Катю опять положили на сохранение, сказали – лучше быть в больнице до родов. Он приезжал к ней нечасто, но Катя не роптала, не обижалась. Но и глазами больше не сияла, когда его видела. Все время ему казалось, что она хочет что-то сказать важное, да не решается. И опять накатывало чувство вины, что сделал ее несчастной.

Неотвратимо приближался конец июня, когда он должен был стать отцом. И все чаще он ловил себя на мысли, что боится этой неотвратимости. Не в том смысле, что совсем не хочет ее, а просто боится. Слишком уж все запуталось, закрутилось в клубок, и непонятно, как распутается. Или совсем не распутается… И эта двойная жизнь обеспечена ему навсегда, и надо смириться с ней, принять и жить, будто так надо. Так получилось, ничего уже не изменишь. Сам виноват, претензии предъявлять некому.