Другая семья

– Да не тороплюсь я, Димка. Говорю же, домой надо ехать, а не хочется. Ладно, давай документы! Посмотрим, что там у тебя…

Они еще посидели, поговорили. Димка с благодарностью выслушал его советы, на что нужно обратить особое внимание в договоре. Казалось бы, немного прошло времени, а снова глянул на часы и удивился – половина восьмого уже!

Видимо, и Димка по его озабоченному лицу понял – пора закругляться. Попрощался быстро, ушел. Надо было ехать домой…

Дверь открыл сам, не стал нажимать на кнопку звонка. Вошел в прихожую, увидел, как Клара Георгиевна выглянула из кухни, прижав палец к губам, услышал, как она проговорила сердито:

– Тихо, не шуми… Алиса Яночку решила сегодня пораньше спать уложить. Днем-то не спала… А ты проходи на кухню, мне как раз поговорить с тобой надо.

Он кивнул обреченно, уже предчувствуя по тональности голоса тещи, о чем будет разговор. Видать, опять в ней возмущение накопилось, или Роза Георгиевна, дорогая сестрица, новые сплетни принесла. Да, скорее всего последнее обстоятельство имеет место.

Сел на кухонный диванчик, сцепил пальцы покрепче, положил ногу на ногу. Будто защитную позу принял – поневоле. И проговорил обреченно:

– Слушаю вас, Клара Георгиевна.

Прозвучало так, будто он предложил палачу быстрее размахиваться топором да рубить повинную голову. Но это звучание, наоборот, подбодрило Клару Георгиевну:

– Скажи мне, Филипп… Скажи только одно – когда ты все это прекратишь, а? Ну сколько можно, скажи? Как ты не понимаешь, что это бессовестно с твоей стороны? Унизительно для Алисы. Мне же обидно за свою дочь, как ты этого не понимаешь! Так больше нельзя, нельзя! Всему есть пределы, Филипп!

– Мы сами разберемся, Клара Георгиевна. И Алиса вас тоже просила – не вмешивайтесь в нашу жизнь. Мы сами…

– Жизнь, говоришь? А что ты называешь жизнью, скажи? Ты думаешь, что если Алиса идет на такой вот компромисс, то для нее это жизнь? Ты думаешь, она не мучается, не переживает? Ну в чем я не права, скажи? В том, что правду тебе говорю? То есть в том, что смею говорить правду! Да как ты можешь, Филипп, как ты можешь… Я и предположить не могла раньше, и думать не могла, что ты на такое способен! Я думала, что ты Алису любишь больше жизни! Я тебе верила, а ты…

– Я люблю Алису, Клара Георгиевна. В том-то и дело, что люблю…

– А ту? Свою любовницу? Тоже любишь? Но ведь так не бывает, Филипп! Нельзя любить двух женщин сразу! Можно какие-то другие чувства испытывать, но любить можно только одну! Что, разве я не права?

– Я не хочу это с вами обсуждать, Клара Георгиевна. Не хочу, простите.

– Ах, даже так! Даже обсуждать не хочешь! – вскипела Клара Георгиевна, переходя на свистящий шепот. – Ишь ты, как заговорил, надо же! А это ничего, что ты в моем доме находишься, дорогой? Вот я возьму сейчас и вышвырну тебя отсюда к чертовой матери! Не буду все это терпеть, сил моих больше нет! Если Алиске все равно, что ты на стороне творишь, то мне не все равно! Я мать, я должна заступиться за своего ребенка, в конце концов! И Яночку ты больше никогда не увидишь, понял? Ни-ког-да! Давай-ка проваливай к этой своей…

Клара Георгиевна задохнулась слегка, хотела продолжить фразу, но не успела. В дверях кухни появилась Алиса, проговорила ровным голосом:

– Мам, ты чего тут шумишь? Говори тише, пожалуйста.

Голос дочери подействовал на тещу отрезвляюще, и ему показалось, что она даже сдулась немного, как уставший воздушный шар. Тем более, и заговорила уже совсем в другой тональности:

– А разве я шумлю, Алисочка? Вовсе нет… Тебе показалось, что ты…

Алиса усмехнулась едва заметно, глянула на него, проговорила быстро:

– Пойдем, Фил… Там Яночка без тебя никак не заснет. Все время капризничает и спрашивает, когда папа придет. Пойдем…

Он послушно встал с диванчика и застыл – сердце снова дернулось болью. Поморщился невольно, глядя на Алису виновато. Она спросила удивленно:

– Чего ты? Идем…

– Да, идем… Сейчас… Идем, конечно…

Некстати мелькнула досадливая мысль: он даже пожаловаться не может – сердце болит, мол… Не имеет права пожаловаться. Потому что кругом виноват. И перед Алисой виноват, и перед Яночкой, и перед Кларой Георгиевной. Но ведь и в самом деле получается, что виноват! Сам себе такую жизнь создал! Как давеча Леха сказал интересно? И вашим и нашим за копеечку спляшем? Вот и доплясался, стало быть…

Яночка лежала в кроватке с капризным лицом, ждала его. Сел рядом, погладил ее по голове ласково, спросил тихо:

– Чего не спишь, котенок? Надо спать… Хочешь, я тебе книжку почитаю?

– Нет… Мне мама уже читала. Просто посиди рядом, папочка… И руку мне дай, ладно? Пусть она в моей руке будет…

– Хорошо, котенок. Я посижу.

– Ты ведь никуда не уйдешь?

– Нет, что ты.

– А почему ты долго не приходил?

– У меня дела были, доченька.

– Ну почему у тебя всегда дела да дела… Почему у мамы никаких дел нет? И у бабушки?

– У них тоже дела есть, котенок. Только они могут ими дома заниматься, а я дома не могу, понимаешь?

– Да… А если наоборот сделать, пап? Если тебе с ними поменяться? Пусть бы у тебя дела только дома были, а у них нет?

– Так нельзя, Яночка.

– Ну почему?