Другая школа 2. Образование – не система, а люди

Ближе к концу нашего разговора Симаков скажет, что первые три месяца был для своего нового класса «абсолютно чужим». Чтобы найти контакт со школьниками, он сделал то, чего избегает большинство учителей: показал ученикам свою уязвимость. «Поначалу у меня было чувство, что я бессилен. Кульминацией стал урок, на который наблюдателем пришел психолог, – рассказывает Симаков. – Увидев его, дети начали просто ходить на голове, и я ничего не мог с этим сделать. После урока психолог Мария подошла ко мне, чтобы дать обратную связь. А я повернулся к ней, и у меня из глаз полились слезы. «Маша, почему они так себя ведут? – спрашивал я. – У меня ведь был интересный урок. Я им хорошие стихи читал». Мы с ней говорили полчаса – даже не о них, а о моем состоянии. На следующем уроке я детям честно рассказал о своих ощущениях и внезапном сеансе психотерапии. А потом спросил: «Ребят, что это вчера было?» После этого я почувствовал: что-то сдвинулось. Вдруг возник контакт. Недели через две я услышал от них об уроках, на которых у них ничего не получается, и учителях, которые их совсем не понимают. Мы стали говорить про родителей. И в какой-то момент я понял, что уже 15 минут они мне друг за другом исповедуются. Все это стало гораздо важнее того, что я подготовил для занятия. Потому что в тот момент, когда их «прорвало», я понял, что они меня признали. Дети могли расценить мой рассказ о своих переживаниях как слабость, а могли как искренность. Но я думаю, что они открылись именно потому, что я первым сделал шаг навстречу».

За полчаса до нашего разговора я увидел пост одного из преподавателей МГУ, в котором педагог высказал идею: уроки литературы в школах нужно отменить. Потому что на основе личного опыта автору текста стало понятно: дети не понимают того, что читают. Лучшие из прочитанных учителем сочинений были посвящены не болезненному желтому Петербургу Достоевского или нигилизму Базарова, а книгам Терри Пратчетта, Толкина, «Игре престолов» и мультику «Аватар». Под постом было пятьсот комментариев, и многие из читателей вместе с автором размышляли, можно ли заинтересовать подростков русской классикой.

Во время написания книги я провел две недели в Японии – и с удивлением обнаружил, что абсолютно любая продаваемая в стране вещь филигранно упакована. Чуть позже я узнал, что в местной культуре существует специальный термин: tsutsumi, буквально означающий «искусство упаковки». Не для того, чтобы повысить цену, а для того, чтобы таким образом показать уважение к содержимому упаковки и тому, кому ты даришь подарок. Я думаю о том, что преподавателям совершенно точно предстоит сделать то же, что с приходом социальных сетей пришлось сделать журналистам. Овладеть искусством «цуцуми», найдя привлекательную упаковку для важного содержания. Достаточно посмотреть на самые обсуждаемые фильмы и книги, ставшие бестселлерами за прошедшие годы. После сериала «Чернобыль» поток туристов в Припять увеличился в десять раз, а «Джокер» заставил весь мир говорить о проблеме ментальных заболеваний. И стоило приматологу Роберту Сапольски выпустить «Биологию добра и зла», как оказалось, что при нетривиальном подходе самые сложные научные темы могут быть интересными массовому читателю.

В моем подростковом возрасте журналисты находились в привилегированном положении. За информацией охотились, выхватывая ее крупицы из самых разных источников. Читатели от первой до последней буквы «съедали» то, что готовили им авторы. Сегодня у каждого из нас меню бесконечно, мы смешиваем ингредиенты ежесекундно и в любой момент можем отставить тарелку в сторону. Так что если мы хотим, чтобы дети не питались чипсами, нужно приготовить овсяную кашу так, чтобы каждому из них захотелось ее съесть.