Другая школа 2. Образование – не система, а люди

Семь лет. Ровно столько для Насти Серазетдиновой длится «век преподавателя» – после семи лет приходит желание уйти из профессии и сделать что-то еще. Причем даже сама Настя не может объяснить, почему мысли о смене работы приходят у всех ее коллег именно после этого временного периода. «Знаете, я восхищаюсь священниками, – говорит Настя. – Потому что самое сложное в жизни – поверить, что ты делаешь мир немного лучше. Учитель не может «прощупать» процесс – это же не фрезеровочный станок, на котором ты создаешь детали, в этой профессии не существует немедленного результата. Ну что, результатами ЕГЭ или ВПР мерить свою работу? И когда к тебе возвращаются через много лет повзрослевшие ученики и благодарят – тогда ты понимаешь свое влияние. Мое семилетие профессии будет через полгода».

Десятки преподавателей, с которыми я общался в процессе работы над книгой, по-разному справлялись с этим «отложенным эффектом работы». Но самый запоминающийся разговор у меня случился с одним методистом программы «Учитель для России». Мне хотелось узнать у собеседника, как ему удается не выгорать и продолжать заниматься своим делом. Верить, что он действительно делает мир немного лучше. Вопрос был обращен по адресу: преподаватель уехал от столичной жизни, решив учить детей в деревенской школе. «Просто каждый раз я вспоминаю эпизод в моей школе, – сказал он. – К нам в учительскую зашла уборщица и, откашлявшись, объявила: «Алексей Петрович, КЕДР ВЗОШЕЛ».

Дискуссия остановилась, на уборщицу посмотрели удивленные учителя. Мгновение спустя все стало понятно.

Два года эта женщина поливала горшок с землей. Она делала это каждый день, хотя ничего не росло. И через два года из земли показался росток будущего дерева.

«Каждый раз, когда я ощущаю выгорание или думаю, что у меня ничего не выйдет, я повторяю себе одну фразу, – сказал мне учитель. – Я повторяю: «Кедр взошел».

16:30 Русский язык «Принесите зеркало»

«Хватит унижать Сережу. Это сделаю я».

Своими фразами преподаватель русского Артем Упоров напоминает стендап-комика, который по случайности зашел в школьный кабинет и решил, что ему нравится преподавать. Старшеклассники в восторге: еще бы, это совсем не похоже на «подчеркиваем подлежащее одной линией, сказуемое – двумя». Тут что ни фраза, то взрыв хохота.

«В своей школе я русский ненавидел, – говорит мне Упоров. – Как очень неусидчивому человеку, мне было нужно, чтобы все вокруг фонтанировало. А от этих «сели и переписали половину учебника» мне хотелось удавиться. Я не планировал идти на филфак, но всегда любил литературу. Так мне стала интересна лингвистика».

Девяносто лет назад педагог Моисей Рубинштейн написал: «Новая школа – это прежде всего новый педагог». Моя любимая фраза, которую я однажды услышал от одной австралийской учительницы, звучит так: «Хорошими учителями становятся по двум причинам. Либо в твоем детстве был человек, который вдохновил тебя так, что ты захотел стать похожим на него. Либо ты ненавидел школу и захотел стать учителем, которого у тебя никогда не было». Артем Упоров – один из тех, кому я бы доверил своего ребенка. В свои 32 Упоров выпустил уже 17 классов. И когда-то преподавание его увлекло именно благодаря другим учителям. «В моей собственной школе отваливалась штукатурка, а из оборудования были только мел и тряпка. Но работали там гениальные педагоги, которые заразили нас любовью к преподаванию, – говорит Упоров. – С нами просто разговаривали на равных. И сейчас в работе я понимаю, что для меня базовая и самая интересная вещь – общение с детьми. Я воспринимаю их как своих собеседников. И поскольку я прекрасно чувствую, когда мне самому скучно на уроке, то все время стараюсь сделать так, чтобы не было скучно никому из нас». 

Разговор с Артемом Упоровым

Наш разговор с Артемом возвращает к тому, что мы обсуждали утром с преподавателями, – грани между «панибратством и авторитарностью», о которой задумывается каждый, кто пытался обойтись с детьми без давления авторитетом. «Это очень сложная грань, – сразу говорит Упоров. – В 11-м классе я многим ребятам разрешал называть меня на “ты”». Но тут очень тонкий момент: ты должен им показать, что в общении вы равны, но при этом развести две линии. В одной у вас личные отношения, а в другой урок. Ко мне приходили школьники с рассказами, как их бросили девушки, и я слушал, потому что им нужно было куда-то излить душу. При этом они прекрасно знали, что все равно получат «два», если не сделают «домашку». И эта двойка вообще ничего не значит: они остались такими же классными, и я остался таким же, каким был. Подобное разделение всегда проходит через несколько столкновений с ребенком. Но если он примет эти правила игры, то будет «твоим» навсегда».