Школу на Чукотке, в которой училась Анастасия Серазетдинова, заносило снегом по четвертый этаж. Часто для того, чтобы в нее попасть, ученикам нужно было сначала откопать вход. И может быть, это жизнь на Крайнем Севере, в поселке на две тысячи человек («ощущение, что все должны друг другу помогать»), или работавшая воспитательницей в детском саду младшая сестра, или чувство, что рядом были люди «одной группы крови», но есть одна вещь, которую Насте Серазетдиновой теперь очень хочется сделать. Передать все накопленные ею инструменты во все остальные школы России, включая ту самую, на Чукотке. «Я лелею мечту заниматься педагогами, потому что проблема не в детях, не в школьном классе, а в наших учительских головах, – говорит Серазетдинова. – У меня ощущение, что на студентов пединститутов сразу на выпускном вечере надевают броню со словами: «Самое главное – не учись больше ничему, пожалуйста
». Я не знаю, откуда эта броня берется. Но когда при мне рассуждают о «провале эксперимента Билла Гейтса», который решил дать фидбэк учителям, я понимаю, что в образовании всегда будут скептики. Те, кто уверен, что «это не сработает». У нас, как и у врачей, помогающая профессия. И наша профессиональная деформация в том, что хочется помочь всем настолько, что мне иногда приходилось в некоторых ситуациях себя останавливать. Размножить хороших учителей нельзя. Но можно распространить их опыт. И, мне кажется, наша задача – найти и вытащить сильные стороны педагогов. Да, ты можешь чего-то не знать про современные системы образования. Или услышать о чем-то на конференции и не верить, что можешь применить это в своей сельской школе. Но у тебя совершенно точно есть набор своих находок и приемов. Вспомните Челябинский лицей, одну из сильнейших математических школ в России. Просто когда ты хочешь узнать, что скрыто внутри личности, ты сталкиваешься с одной и той же картиной: приходишь к учителям и просишь их рассказать о себе, ответив на вопрос: «В чем ваша сила?» А в ответ слышишь: «В каком смысле? Я сейчас про себя должен говорить?» И мне кажется, что все изменится не только когда мы сделаем обучение индивидуализированным. А когда предложим педагогам подумать про себя и дадим инструменты, которые могут измерить, в какой точке ты находишься и куда сможешь вырасти».Во время написания этой книги я выступал на форуме, посвященном образованию будущего. Два дня заслуженные учителя России рисовали графики и жонглировали терминами, и все это время я испытывал досаду. И только через некоторое время понял почему. Просто в какой-то момент стало понятно, насколько далеки все выступавшие от детей. Как будто мы описываем ребенка, «образ которого есть только у нас в голове». Как будто детей забыли включить в процесс обсуждения, отрезав: «Не мешай, это взрослый разговор». Любого из тех опытных преподавателей можно было застать врасплох вопросом: «Кого слушает современный старшеклассник? Какие книги читает? На выступлениях каких стендап-комиков он смеется?» Потому что никто из них не ответил бы на эти вопросы. И, мне кажется, самое страшное, что может случиться, – когда идея становится важнее человека.
«Я иногда спрашиваю у коллег: «Зачем вы хотите это сделать?», на что получаю ответ: «Ну как зачем? Это же важно!», – говорит Настя. – И тогда я отвечаю: «Здесь я вижу вас как учителя, а ребенка тут нет». Такие вещи часто очень трудно осознать. Я не могу в этом открыто признаться, но мне кажется, что… школа в целом не нужна. Когда-то Толстой хотел выучить юридическое право, пришел в университет и узнал, что его преподают три года. Он решил выучить право за год: высчитал, что раз в неделю будет сдавать экзамен, и действительно все сдал. Сегодня ты можешь легко заняться самообразованием. Поэтому нужны места, где детям было бы интересно с взрослыми, а взрослым – с детьми. Нужны центры для сдачи нормативных предметов, но то, как ты будешь готовиться, – уже неважно. Школа нужна как место, куда ты придешь и тебе всегда будут рады. Где будет безопасно и хорошо».