Они гадают, не сказалось ли здесь слабое «оснащение» Нижинского. Биограф Нижинского и Дягилева Ричард Бакл рассказывает, что Бронислава Нижинская как-то сказала ему, смеясь и указывая на соответствующее место: «Вацлав очень маленький здесь!» (Buckle 1979: 550, п. 35). Другие это оспаривают. Известный (и скандальный) английский журналист и член парламента Драйберг пишет, что знал мужчину, делившего много лет комнату с Нижинским (кто бы это мог быть, кроме Дягилева?), и тот рассказывал журналисту, что Нижинский проделывал трюк «самофелляции». «Мой информант утверждает, что это было возможно для Нижинского без затруднений благодаря двум дарам, которыми он владел в совершенстве — благодаря гибкости тела танцовщика и пенису чрезвычайной длины» (Driberg 1977: 66). Ввиду спорности вопроса (кто знал гениталии Нижинского лучше — его сестра или мужчина, живший с ним долго в одной комнате?), оставим это без вывода.
Гораздо легче судить о факторах, ставших отвращать юношу от Дягилева — помимо существенной разницы в возрасте. Во-первых, он получал от князя Львова более активную ласку и мог желать того же от Дягилева, а вместо того должен был исполнять другую роль, в которой он был более склонен действовать с женщинами. Во-вторых, возможно, ему просто не хватало секса.
«Если моя жена все это будет читать, то сойдет с ума, ибо она мне верит» — он ведь «наврал ей», что не знал женщин до нее.
Ну, он и ее обманывал с проститутками. «Я обманывал мою жену, ибо имел такое количество семени, что мне нужно было его выбрасывать. Я выбрасывал семя не в кокотку, но на постель. Я надевал гондон, таким образом не заразился болезнью Венеры» (Чувство 2000: 91).
Вторым основанием разлада были деньги. «Я знал, что Дягилеву трудно. Я знал его страдания. Он страдал из-за денег. Он не любил меня, ибо я ему не давал моих денег в дело. Я накопил много тысяч франков. Дягилев у меня спросил один раз 40 000 франков. Я ему их дал, но я боялся, что он мне их не отдаст, ибо я знал, что у него их нет». Вацлав решил больше денег не давать и на новые просьбы Дягилева отвечал, что все отослал матери (Чувство 2000: 189).
Третьей причиной разлада были творческие расхождения. Нижинский имел одну особенность, которая отмечается многими и в какой-то мере, возможно, связана с его надвигающейся болезнью. Он был упрямцем. В нем сидел дух противоречия. До поры до времени он подавлял свои внутренние возражения Дягилеву ввиду очевидной разницы в весомости. Но непрерывные восхваления вокруг Нижинского («бог танца!», «гений!») и действия самого Дягилева, продвигавшего своего фаворита — сначала во вторые хореографы, а затем на место первого вместо опытнейшего Фокина, — изменили поведение Нижинского. Он возомнил себя равноправным творцом, поверил в свою гениальность — что ему все дается и без большого ума, интуитивным пониманием. «Я думаю мало и поэтому все понимаю, что чувствую. Я чувство во плоти, а не ум во плоти. Я плоть.» (Чувство, 2000: 65).