Другая страна

– Конечно, есть, – резко возразила Кэсс. – Иди, Вивальдо. Я скоро вернусь. Скажи мне только здешний адрес.

Вивальдо продиктовал ей адрес и уточнил:

– Тебе надо ехать на 125-ю улицу, по-моему, только там есть магазины. – Забрав у шофера сдачу и дав ему чаевые, он сказал: – Даме нужно на 125-ю улицу.

Шофер неохотно подчинился и включил счетчик.

– Иди же, Вивальдо! – повторила Кэсс. – Прости меня. Я скоро вернусь.

– У тебя деньги есть?

– Да. Ну, иди!

Вивальдо выбрался из такси с беспомощным и раздраженным выражением лица и, как только автомобиль отъехал, переступил порог церкви. Шофер высадил Кэсс на углу 125-й улицы и Восьмой авеню, и она, торопливо зашагав по широкой людной улице, вдруг осознала, что находится в каком-то необычном и непонятном состоянии, почти на грани нервного срыва. Никто не обращал на нее никакого внимания: вероятно, вид одинокой белой женщины, спешащей по своим делам в субботнее утро, был здесь вполне привычным зрелищем. Ей не попадались магазины, в витринах которых были бы выставлены головные уборы. Но она не сдавалась и только ускоряла шаг, внимательно глядя по сторонам: если не сосредоточиться, можно пробродить здесь весь день. Кэсс даже подумала, не остановить ли одну из женщин, в лица которых она всматривалась, ища следы нужной ей информации, и не спросить ли дорогу, но мешал некий необъяснимый, мистический страх – она почему-то боялась этих людей, этих улиц, церквушки, куда должна вернуться. Кэсс с трудом заставила себя пойти медленнее. Тут она увидела нужный магазин и вошла в него.

Навстречу ей устремилась одетая в ядовито-зеленое платье негритянская девушка, с кожей цвета подернутой пылью меди, рыжие кудри свободно падали ей на плечи.

– Чем могу служить?

Девушка улыбалась – стандартная улыбка, убеждала себя Кэсс, во всем мире именно так улыбаются продавщицы. Эта улыбка всегда заставляла Кэсс чувствовать себя жалкой оборванкой, но сейчас она подействовала на нее просто убийственно, и хотя Кэсс непонятно почему почти тряслась от гнева, она понимала, что здесь не пройдет та аристократическая сухость, которая так безотказно срабатывала в центральных магазинах.

– Я хотела бы подобрать шляпку, – сказала Кэсс, запинаясь.

Но тут она вспомнила, что никогда не носила шляп и вообще терпеть их не может. Девушка, которую хозяева научили так лучезарно улыбаться, держалась совершенно естественно, словно каждое субботнее утро продавала по крайней мере одну шляпку странным запыхавшимся белым женщинам.

– Пройдемте со мной, – пригласила она Кэсс.

– Нет, – вырвалось у Кэсс. Девушка обернулась, выученно подняв брови. – Я хочу сказать, что шляпа мне не очень нужна. – Кэсс силилась улыбнуться, хотя на самом деле ей хотелось бежать отсюда со всех ног. В магазине вдруг стало очень тихо. – Лучше я возьму косынку. Черную… – каждое ее слово, казалось, гулко падало в тишину. – На голову, – прибавила она, чувствуя, что еще минута – и хозяева позовут полицию. А у нее даже документов с собой нет.

– О! – сухо произнесла девушка. Старания Кэсс увенчались успехом: стандартная улыбка исчезла с лица продавщицы. – Мэри! – раздраженно позвала она. – Обслужи эту даму.

Продавщица удалилась, а к Кэсс вышла другая девушка, постарше и попроще, но тоже тщательно одетая и накрашенная. На губах ее играла совершенно другая улыбка: почти непристойная, развязная ухмылка, полная панибратства и презрения к клиенту. Кэсс почувствовала, что заливается краской. Девушка вытащила коробки с шарфиками и косынками. Все они были слишком тонкие и очень дорогие, но у Кэсс не оставалось выбора. Она заплатила за одну косынку, повязала ее на голову и покинула магазин. На углу ей удалось поймать такси; выдержав небольшую борьбу с собой, Кэсс назвала адрес церкви, хотя больше всего ей хотелось поскорее попасть домой.

В небольшой церквушке было немного народу. Кэсс постаралась войти как можно незаметнее, но несколько человек все же обернулись на шум. Пожилой мужчина, вероятнее всего распорядитель, безмолвно поспешил к ней, но она уже села на первое попавшееся свободное место в последнем ряду, рядом с выходом. Вивальдо находился ближе к середине – единственный белый, насколько она успела разглядеть. Люди сидели вразброд, на значительном расстоянии друг от друга – так же хаотично была разбросана и жизнь Руфуса, – и оттого церковь казалась еще более пустой. Среди пришедших проститься с покойником преобладали молодые люди. Кэсс решила, что это, видимо, друзья Руфуса – юноши и девушки, которые росли вместе с ним. В первом ряду сидели родные, шесть человек, – даже траур не смог согнуть гордую спину Иды. Прямо перед ними, у алтаря, стоял на возвышении закрытый, отделанный перламутром гроб.