Конечно, я пыталась уверить себя, что он просто ломает комедию, чтобы вернуть свои отношения с матерью в прежнее русло. Ну хорошо, а как насчет наших отношений? Разве не они нуждались в спасении? Мы с ним почти не разговаривали с тех пор, как она тогда нас застала. Не говоря уж об интиме. И все это начинало меня грызть. Подтачивать меня, откусывать от меня по кусочку. Все между нами было бы идеально, если бы она просто вела себя нормально. Как полагается обычной матери.
К четвертому бокалу, примерно в тот момент, когда она стала спрашивать Адама, что бы им купить Юэну, сыну Линды, на совершеннолетие, я почувствовала, как внутри у меня нарастает очень неприятное ощущение.
– Так ты думаешь, ему понравится красивый бумажник? – Она спрашивала Адама, а не меня. Она ни разу не взглянула на меня, после того как отпустила эту фразочку насчет моего веса, и даже тогда она, по-моему, толком меня не рассмотрела. Иначе могла бы заметить, что в действительности я похудела, но тогда ей бы не удалось отпустить приятный для себя комментарий, верно?
– Мне кажется, его это обидит. Но, по-моему, если мы все скинемся по пятьдесят монет, то сумеем добыть ему что-нибудь приличное – скажем, костюмчик от Пола Смита, – предложил Адам.
– Отлично, – проговорила Памми с каким-то возбужденным хриплым присвистом. – Я внесу пятьдесят фунтов, ты внесешь пятьдесят фунтов, а насчет Джеймса посмотрим, ты же знаешь, он зарабатывает не так много, как ты.
Она обращалась только к Адаму.
– Тогда я, видимо, внесу двадцать пять, – неловко вставила я. – Половину доли Адама. Ну, в том смысле, что это от нас обоих.
Она глянула на меня с неприкрытым презрением:
– Спасибо, милочка, но в этом нет никакой необходимости. Это подарок от семьи.
И она с легким смешком повернулась обратно к Адаму.
– Но я тоже семья, – прошипела я. Я понимала, что слишком много выпила, потому что рот мой казался какой-то отдельной от меня частью тела. Губы двигались, но я не могла контролировать звуки, которые из них выходили.
– Ничего страшного, Эм, я внесу за нас обоих, – вмешался Адам.
– Я не хочу, чтобы ты что-то за меня вносил, – возразила я, подчеркивая это «вносил». – Если на подарке будет стоять мое имя, то я хотела бы внести свой вклад.
Памми повернулась и снисходительно посмотрела на меня. Ее очки без оправы съехали на кончик носа, что придавало ей сходство со школьной директрисой.
– Ладно. – Адам вздохнул. – Поступай как знаешь.
– А по-моему, это просто смешно. – Памми и в самом деле рассмеялась. – Ты его почти не знаешь, и тебе незачем раскошеливаться на подарок. Он тебе даже не родня.
– Но семья Адама – это и моя семья тоже. – Казалось, я уже не в состоянии контролировать громкость своего голоса. – Не пройдет и двух месяцев, как мы поженимся и я стану миссис Бэнкс. – Я увидела, как она вздрогнула. Это было очень заметно. – И после этого все мы станем родственниками.
– Мама, если она сама хочет так сделать – отлично, – произнес Адам.
«Да! – подумала я. – Спасибо тебе, Адам».
– Ну, я просто думала… – начала Памми, но я подняла руку, призывая ее помолчать.
– И раз уж об этом зашла речь, – проговорила я, – неужели ни у кого из нас не хватит смелости обсудить самую очевидную проблему?
– Эмили, достаточно, – металлическим голосом отчеканил Адам.
– Достаточно
Памми фыркнула, изображая отвращение, и Адам взял меня за локоть.
– Прости, мама, – сказал он, подталкивая меня, чтобы я встала с кресла. – Не знаю, что на нее нашло. Прости, пожалуйста. Мне очень жаль.
– Это делают влюбленные пары, – оскалилась я, стряхивая с себя цепкую руку Адама. – Вы должны это помнить…
– Эмили! – крикнул Адам. – Хватит.
Он сильнее стиснул мое предплечье.
– Мне так жаль, мама, – лепетал он. Конечно, как всегда, он пытался ее умилостивить. – Ты сможешь сама добраться домой?
– Конечно. – Она жестом показала: мол, идите, идите. – Я отлично доберусь, у тебя и так достаточно забот. Не переживай за меня. Главное, постарайся благополучно довезти ее до дому.
Адам натянуто улыбнулся ей, подталкивая меня к дверям.
– Я тебе позвоню, как только мы приедем, – пообещал он ей.
Я скорчила гримасу, словно передразнивая его, и обернулась, чтобы посмотреть на нее. Я ожидала увидеть ее скорбное лицо, то, которое она приберегала для Адама, чтобы он понимал, как она страдает, как она хрупка и уязвима. Только вот
Не помню, чтобы мы с Адамом сказали друг другу хотя бы еще слово – пока не вернулись домой. Он вставил ключ в скважину входной двери и процедил: