Другая жизнь

Я уже хотел было начать свой рассказ и выложить все как на духу, но в голове стала крутиться только одна-единственная мысль. И чем больше она крутилась, тем страшнее мне становилось. Из моего письма их волнует только одно: кто и как отлучит их от власти? Не крах и не распад, не общая разруха, не смерть страны, а только власть? И если я сейчас открою правду, все, что знаю про ПУТЧ — переворот, устроенный партийной верхушкой, министрами и генералами? Про то, что это событие подвигло доселе молчавшие народные массы выйти на баррикады и заставить старый аппарат сдаться и уйти. Тогда все думали, что именно они виновны во всех бедах: и в наступившей перестроечной бедности, и в нестабильности, — а новые демократические силы, орущие со всех трибун, принесут им долгожданные изменения. Люди шли на танки под слова Виктора Цоя, звучавшие изо всех магнитофонов: «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза» — и верили, что победят старый режим и все у них сразу будет хорошо. Думали, как лучше, а получилось, «как всегда». После так называемой победы демократии власть перешла к новому народному избраннику, обещавшему навести порядок «по-новому», и мы продолжили движенье всей страной вниз с еще большей скоростью. Президент, в угоду пришедшей с ним к власти элите, подпишет «судьбоносный» документ, которым сделает контрольный выстрел в голову «агонизирующей» стране, — о передаче народной собственности в частные руки. И, находясь в кремлевском кабинете, я понял, что ничего я не смогу сделать и своим откровенным рассказом сменю одних врагов советского народа на других. Нет никому там дела до народа, до всех нас, их главная цель состоит в удержании власти. И стал я лгать «без страха и упрека». Что сон приснился ночью, где все в разрухе, где в вас стреляют из броневика солдаты, и что соратники от вас ушли. Еще видел на вас красивую медаль с надписью «За мир», и так далее и тому подобное. В общем, молол всяческую чушь, стараясь хоть немного придерживаться текста моего письма, пока меня не прервал звонок.

— Да. Слушаю. Все. Да, уже свободен. Сейчас я поднимусь. — На этом разговор Генерального по телефону закончился, и на его лице я увидел нескрываемое разочарованье: похоже, мой бред подействовал.

— Выйди в коридор и жди! — прокричал «широкоплечий» резким, раздраженным голосом.

Я опустил голову почти до груди и вышел, закрыв за собой дверь.

За дверью меня ждал все тот же охранник.

— Пошли за мной, — скомандовал он и первым вышел в коридор. И мы пошли. Опять десятки коридоров и дверей. И что теперь впереди? Тюрьма? Уже не важно. Мой мир слишком часто за последнее время рушился, и сейчас почему-то вспомнил свои переживания по поводу вступительного экзамена. Как давно это было, и как смешно теперь выглядят те детские «страхи». На мое удивление, мы снова вышли на дневной свет, и от неожиданности я даже прищурил глаза. Мы сели в ту же машину, но на этот раз с какой-то нервозностью и более высокой скоростью, чем требовалось, водитель сразу же выехал из ворот на центральный проспект. Куда мы едем, мне было все равно, я сидел, наблюдая в окно, как мелькают вечно куда-то спешащие люди большого города. Неужели всегда надо торопиться, нельзя просто идти, наслаждаясь дорогой? Не любил и, наверное, никогда не полюблю этого ритма, суету во всем. Этот город не дает шанса никому остановиться, отдышаться, осмотреться, а главное, насладиться жизнью. Вспомнилось где-то вычитанное сравнение современного человека с бегущей лошадью: «Ритм его жизни — это ритм лошади на скачках, когда она в центре внимания огромного количества зрителей и занята серьезным делом, выигрывая очередной забег. Подгоняемая то наездником, то постоянной необходимостью соответствовать своему уровню и распираемая изнутри от собственной деловитости, смотрит лощеным взглядом на своих соперников по забегу, не осознавая, что вся ее жизнь — лишь чужая игра».

Из раздумий о судьбе жителей мегаполиса меня вывели остановка нашей машины и выключение двигателя. Местом прибытия оказалась парковка возле зеленого парка, а не тюремные казематы. Выйдя из машины, мы прошлись по боковой аллее и свернули к небольшому фонтану, ритмично подбрасывающему струйки воды на уровень человеческого роста. Большие парковые лавки вокруг были пустыми, и лишь на одной из них сидел старик с большой белой шевелюрой на голове и читал развернутую перед собой газету. Судя по направлению нашего движения, шли мы именно к нему. Так и вышло. Дойдя до него, мы остановились, и старик, отложив газету, обратился к моему сопровождающему:

— Все, Юра, спасибо. Можешь ехать. Только вечером сразу в контору, и не забудь отчет.

Охранник президента — просто Юра? Старик отдает ему распоряжения, и тот, судя по молчаливому кивку, все выполняет. Двойной агент, как в книжках? Или дед этот — очень важный человек? Много мыслей, одна интересней другой.