Другая жизнь

— Присаживайтесь, молодой человек, в ногах правды нет, — обратился он уже ко мне, указывая на скамейку рядом с собой. Юра тем временем быстрым шагом удалился, а я, проводив его взглядом, присел с краю на указанное место.

— Не бойся, я не кусаюсь. — И, опустив руку в карман, старик достал листок бумаги и передал его мне:

— Твое творение?

Это была точная копия моего письма.

— Да, мое, — буркнул я, двигаясь ближе к центру лавки и возвращая листок.

Если опять будет спрашивать про власть, то, наверное, надо попробовать убежать. Если шансов сделать это из кабинета, в котором я находился недавно, не было никаких, то тут хотя бы есть куда бежать, и охраны я вроде не вижу.

— Значит, говоришь, ты патриот своей страны? — неспешно продолжил разговор мой собеседник, делая вид, что он абсолютно никуда не торопится, к чему, наверное, призывал и меня. — А что она дала тебе, за что ты пытаешься ее спасти?

Такого вопроса я никак не ожидал, настроившись «двигаться по совсем другим рельсам». В его вопросе мне показалась провокация. И в голову пришло достаточно грубое устремление: «Ну хорошо, хочешь поболтать, давай, мне терять особенно нечего, а вдруг я сам узнаю что-то полезное для себя». А поскольку нам с детства вбивали мысль, что не страна тебе должна, а ты — стране, я об этом и сказал. Реакция старика оказалась для меня странной:

— Не порите чушь. Прошу прощения за фамильярность, наверное, не с того я начал. Вы, как и все ваше поколение вообще, не понимаете, что сейчас происходит, и я с вами, молодой человек, разговариваю не из желания что-то узнать от вас, — продолжил он. — Мною, скорее, движет академический интерес по двум направлениям. Первое — что на уме у молодого активного поколения, переживающего за свою страну, что вами движет, к чему идете? И второе. Есть ли действительно способ «вперед — назад»? И если да, то я бы не хотел, чтобы вы поделились этим со всеми.

Оба вопроса старика мне понравились. Возможно, конечно, первый был задан для того, чтобы я потерял бдительность и проговорился. Но в чем еще я мог «проговориться»? Тем более что за текст моего письма мне уже ничего хорошего не светит. А если верить фильмам, то первая вколотая в меня «сыворотка правды» — и все вылезет наружу. Я прекрасно понимал: если им нужно будет вытащить из меня правду, то они это сделают. И… решился на обмен.

— Я все вам расскажу при одном условии, — деловым тоном объявил я.

— Слушаю. Хоть и не люблю торги. Они мешают честным сделкам. Давайте лучше так. Я, даже не зная, о чем вы просите, если это, конечно, будет в моих силах, выполню. А вы без притворства и лукавства расскажите мне то, что хочу знать я. Идет? — И он протянул мне руку в знак закрепления договора.

— Идет, — согласился я, пожав его руку. Все равно, рано или поздно я все расскажу не ему, так другим, и лучше уж сделать это сейчас в обмен хоть на что-то, пусть и призрачное.

— Мне нужно, чтобы были сняты обвинения в спекуляции со всех моих друзей и учителя из шахматной школы, и они оказались на свободе, — сформулировал я свое условие.

— Значит, решил информацию из будущего в бизнес пустить? Ну что ж, практично. — И старик достал ручку из кармана, развернув листок с моим письмом обратной стороной. — Пиши названия своего города, школы и фамилии всех. Я все решу.

От того, каким это было сказано тоном, у меня мурашки поползли по спине. И пока он не передумал, я быстро все написал, отдал записку обратно и, как бы закрепляя сделку, спросил:

— С чего начать?

— Не тороплю. С начала.

Я рассказал про церковь и свечу, про то, как я оказался снова в детстве, про наш бизнес и уголовные дела. Потом опять вернулся к «девяностым»: как жить мы скоро будем, про нищету и голод, про молодежь, бандитов и разбои, про развал страны, про Горбачева и Ельцина, про путч и танки у Кремля. Короче, обо всем, что я помнил. Все это время старик молчал, лишь иногда вздыхал и цокал языком. Я закончил свой рассказ словами: если можно остановить такую глобальную угрозу стране, то надо ведь попробовать вернуть время, где мы все счастливо жили. Другого я не ждал. Все закономерно и логично.

— Второй мой вопрос отпал сам собой. Хотя до нашей встречи я думал о некоем твоем прозрении. История на самом деле знает много примеров людей, заглянувших в будущее. Ну ладно. Ты поделился со мною своими знаниями, и это ценный дар. — Он замолчал. Сидел и думал. А когда опять заговорил, голос его был уже совсем глухим:

— Я раньше «глыбой» был, теперь просто историк. Храню в голове события из прошлого как тяжелую ношу. Ты мне поведал о печальном конце великой страны, а я, если ты готов слушать, расскажу о том, почему ничего уже не получится изменить. Даже с учетом того, что я услышал от тебя, влиять на происходящее в стране бессмысленно.