Другие ноты

– А это карточки моей дочки, и квартира ее. Хотите – можете их убрать, если мешают, все можете переделать по своему усмотрению… Кухню вы видели, если кран в ванной начнет подтекать или еще что… – Хозяйка неопределенно разводит руками. – Павел Сергеевич, муж мой, приедет, починит, вы согласны? Как? Вам подходит? Запах? Не знаю, может, и специфический, может, от ковра, не знаю, я не чувствую: мне привычно. Все можете поменять, что хотите.

Вета достает из сумки кошелек, хозяйка с любопытством следит за ее движениями.

– Вот и славно. Ключ я вам отдаю, телефон мой мобильный записан на календаре в прихожей: это я по старинке, чтоб не забыть; звоните, Иветочка, если вдруг какая посуда понадобится, звоните, мы-то за городом живем, в доме, там воздух получше. Павел Сергеевич – он-то меня на пять лет старше – любит за городом. Пора, пора приобщаться к природе, сейчас – что? – больше проблем, чем радости, но ничего: через месяц начнем сажать, копать, огородик у нас хороший, картошку посадим – все свое у нас, а Павел – это третий муж мой – с руками, землю любит, вот и не живем здесь: воздух, воздух…

Ивета обводит взглядом комнату, как человек, которого ненадолго пустили посмотреть чужую жизнь. Замечает шероховатости на ковре, пятнышки на скатерти, несимметричных солнечных зайчиков на обоях. Прислушивается к своим ощущениям. Кажется, до сих пор она не вполне отдавала себе отчет в своих действиях. Здесь, конечно, нельзя жить, но вполне можно умирать. Ивета идет в кухню, окидывает взглядом стены, сплошь заклеенные журнальными вырезками и плакатами с изображением природы – от этого фотоизобилия рябит в глазах, возвращается в комнату, с высокомерием бездомной выискивает, чего не хватает в этом бардаке.

Книг. Вот чего. Когда книг мало, это вызывает беспокойство. Каждая новая книга бросается в глаза и норовит быть прочитанной. Когда книг много, что-то уравновешивается. Тогда не важно, сколько их – сто или сто одна.

Она всегда расставляла книги по росту, потому что по цветам мама не разрешала. По цветам ты все перепутаешь, классиков и современников перепутаешь, нельзя Пикуля рядом с Гюго ставить, что с того, что они синенькие и про историческое, это наш советский писатель, а то – француз, Пикуль тоже звучит как француз, нет, не нужно, все равно.

По росту мама разрешала, но только в пределах границ полки, на которую собственноручно определяла заранее тот или иной опус.

Самой высокой была «Энциклопедия молодой семьи», разительно контрастировавшая с четырехтомником Пушкина, причем не только терракотовой суперобложкой, но и содержанием, однако переставлять энциклопедию все равно было бессмысленно, она оказывалась чуждым элементом на любой полке.

Книги влекут, манят, заискивают, соблазняют, зовут, поблескивают золочеными корешками, высовывают тканевые язычки капталов, искушают шрифтами и словами, шелестящими страницами и гладкими обложками, книги притягательны и умиротворительны, с ними не соскучишься, это без них – тоска смертная. Она перечитала всю домашнюю библиотеку до пубертатного периода, то есть к периоду полураспада – перехода из девочки в девушку – уже успела ознакомиться не только с Калевалой и Упанишадами, но и со старательно утопленной между ровными рядами постельного белья на верхней полке секции «Гармонией интимной жизни», элегантно обернутой в передовицу газеты «Совершенно секретно». К тому же мама предпочитала всевозможную эзотерику, энциклопедии, поваренные книги, словари, эссе и мемуары. Она читала и забивала полки нехудожественной литературой, усердно стремясь опробовать на практике гадания, рецепты и всю ту прикладную чушь чужих измышлений, которая ей предлагалась. Дочери оставалось лишь удивляться тому, насколько у них разные пристрастия. Но когда в доме не осталось ни одного печатного издания, которое бы она не исследовала своим пытливым взором, Ивета решила, что тоже непременно станет продавцом книжного магазина, как мама, чтобы всегда иметь под рукой эти сокровища на любой вкус, возраст и притязания в любое время дня и года, любоваться и наслаждаться ими, вдыхая запах новоприбывших из типографии и щекочущую нос пыль постояльцев стеллажей.

Однажды страшная догадка осенила ее провинциальный ум: увы, продавцы книжных магазинов, в сущности, считают больше, чем читают. Впрочем, как всякие другие продавцы всякого другого магазина. Считать Ива категорически не умела. В этом она определенно пошла не в мать. Это озарение, помнится, повергло ее в отчаяние.

В общежитии столичного училища Ивета думала о судьбе своей библиотеки. Об их с мамой книгах. Что Другая со своим сыном, поселившиеся в ее квартире, с ними сделают? Сдадут в макулатуру или просто выбросят? Это единственное, что она забрала бы. Но некуда.

Может, это судьба? Можно стать владычицей бумажной, государыней в царстве слов и снов, картотек и формуляров. Библиотека. Нина права, действительно. Неужели ее не возьмут в библиотеку? Да хоть бы уборщицей.