Другие ноты

– Перестань драматизировать, ты же знаешь, как я ее люблю. Но любой мужчина мечтает о сыне, это естественно. По-моему, самое подходящее время. Хорошая разница в возрасте получится. Женя будет опекать братика, и потом… скоро у нее начнется школа, кружки по интересам, новые друзья, и тебе будет чем заняться…

– А если я не хочу… этим заниматься? С моим мнением, желаниями и интересами – как быть?

Он заинтересованно посмотрел на нее, она узнала этот взгляд: так он изучал прайс-лист. И новые образцы материалов.

– Ой, ну брось, ну какие у тебя интересы, какие-то писульки, которые ты никому не показываешь, тратя на них все свободное время? Или нищенская зарплата – твои интересы? Пусть за нее поработает кто-нибудь другой, чем такая работа, как твоя, лучше никакой. Не смотри на меня так… Я, конечно, за то, чтобы ты работала! Но если ты пару лет побудешь дома, ничего не случится!

– Ты хотел сказать: если я забеременею, если я сумею выносить, если я рожу, если я смогу кормить сама или если не смогу, если я оправлюсь за эти пару лет, не скачусь в депрессию, научу его ходить, любить, говорить, отрывать от сердца. То ничего не случится. Ты все заранее предусмотрел, да? Даже то, что это будет мальчик. Но ведь это может быть девочка. Вторая, другая девочка. И что тогда?

– Не может. Это не может быть девочка.

– Ты что, убьешь ее?

– Дура! Что ты несешь…

– Нет, но ведь это ты начал. Тебе нужен наследник, оставить след. А я – нахлебник, а Женька вообще черт знает кто…

– В таком тоне продолжать разговор бессмысленно. Если у тебя напрочь отсутствует материнский инстинкт…

– Что?!

– Любая женщина мечтает о ребенке!

– Это неправда!

– Любая! Мечтает. А не мечтают – только…

– Ну? Продолжай.

– Любая женщина счастлива родить ребенка от своего любимого человека. Ты меня не любишь, вот в чем дело. Ты – холодная, бесстрастная ледышка, мне вообще иногда кажется, что ты вышла за меня по расчету…

– …

Он развернулся на каблуках, но не вышел, точно проверял, смогут ли молнии ее взгляда прожечь в его спине дыру, несколько раз со всех сторон одернул пиджак, будто он стал ему мал, провел ладонью по затылку.

– Я хотел, чтобы это было как-то по-другому, – сказал он. – Надеялся, что у нас начнется новый… период, немного лирики и много романтики, все, что предшествует зачатию, и… Короче, я думал, ты обрадуешься.

– А теперь у тебя такое чувство, будто ты совсем меня не знаешь. Будто я какой-то странный посторонний человек, с которым ты жил все это время, спал все это время и даже не понимал, насколько этот человек тебе чужой…

– Нет, это не так. Не нужно проецировать на меня свои чувства. Ты не чужая. Просто… Просто: давай заведем ребенка…

– Женя! Заводят животных и музыкальные шкатулки…

– Тебе не надоело препираться?

Он сделал шаг ей навстречу, но не решился подойти и обнять, или ободряюще провести по щеке, или что там еще делают в таких случаях, как сглаживают неловкость, когда не чувствуют никакой вины за собой.

– Пусть у нас будет еще и сын. Женьке веселее. Только представь, как будет здорово, если на свет появится маленький мальчик. Наш – мальчик. Подумай об этом, ладно?

Он вышел из комнаты.

Она подумала: наконец-то. Наконец-то он вышел из комнаты.

98

Хорошо было Брамсу – сильно близорукий, он потешался над собой, говоря, что все скверное ускользает из его поля зрения. Вот уж чего не скажешь обо мне. «Единица» – подтвержденная медосмотром, и пристальный «внутренний взор». Сначала каждое утро я наблюдала, как ксерокопия ночи нехотя стирается с моего лица, как морщинки укореняются на своих заслуженных местах – у губ и переносицы, и не стираются ничем, каждое утро вспоминала, как мало времени отпущено женщине, а теперь еще и эта напасть. Глаза опухают, их невозможно накрасить, проводя тушью по ресницам – попадаешь в веко. А мечтаешь плюнуть в вечность. И попасть. Мечик прав, я слишком эгоистична и тщеславна, нужно довольствоваться тем, что есть, и радоваться каждому дню. Спрыгнуть с эмоциональных качелей, не зацикливаться на незнании будущего – своего будущего никто не знает, верно? Не выдумывать себе никакого потерянного рая, рай и принадлежит нам потому, что его у нас нет. Как нет вчерашнего дня, он больше не вернется. Но навсегда останется со мной.