Другое. Автобиография

Твое тело никак не связано с местом, откуда ты родом. Это нацистская идеология. Если начать в это верить, кончится тем, что мы будем вымерять черепа.

Земля не может быть французской, это просто земля.

Человек существует помимо всяческих национальностей.

Помимо этих гребаных рас.

Человека не надо ограничивать, назначать ему место жительства. В противном случае он быстро подохнет.

Излечиться он может, лишь отправившись в Другое.

Сексуальность – еще одно Другое.

Головокружительное.

Но это трудно обсуждать.

Это континент, которого мы не знаем. Возможно, Фрейд открыл дверь, но оказалось, за ней скрывается бесконечность.

Она остается настоящим табу.

Даже для самой себя.

И хотя все это видят, никто никогда не говорит об этом искренне.

Никто не говорит правду о собственной сексуальности.

Мы даже не знаем, известна ли нам она, эта правда.

Это тайна, которую религии и их запреты убили в зародыше.

Другое, которое подвергли пыткам.

И это в самом деле то, что может сгубить человека, точно так же, как и возвысить.

Мы никогда от нее не освободимся.

В сексуальности самое худшее – это когда она становится чем-то умственным.

Головоломкой.

В этом, как и во всем остальном, я предпочитаю оставаться животным.

Иногда я думаю о невероятной страсти к Другому, что была у Христофора Колумба.

Это человек, который был то ли евреем, то ли испанцем, то ли критянином, то ли итальянцем, которого никто не знал и который однажды имел наглость прийти к Изабелле Католичке, королеве Кастилии, и убедить ее открыть ему сундуки с казной, лишь бы удовлетворить его желание Другого.

И пересечь океаны.

В то время все моряки верили, что за морями водятся чудовища.

Стоит все же осознать величие этого желания!

Неодолимую силу, толкавшую его в неведомые земли, может быть, к каким-то ужасам. Стоит это оценить, ведь необходимо необычайное мужество, чтобы пойти на такое!

Изабелла Католичка, которая была истово верующей, не выдержала натиска этого незаурядного человека. Должно быть, он показался ей чуть ли не святым. И правда, в нем была какая-то мистика. Однако решение не было очевидным. Он никогда даже близко не был человеком власти. Стоит прочесть его письма, чтобы увидеть: сомнения постоянно гложут его, он никогда ни в чем не уверен, но вечно шагает за рамки. Наперекор и вопреки самому себе. В нем веет дух, постоянная вибрация.

Жизни оставалось только дать ему шанс.

Когда он увидел землю на другом конце Земли, когда рассеялся туман и показались первые деревья, его, должно быть, охватил экстаз, близкий к любовному.

Словно ребенка, явившегося из чрева матери.

Или словно человека, узревшего Бога. Он шел к этому четырнадцать лет.

Мне не нравится то, что я здесь вижу

Франция стара. Очень стара. Она могла бы воспользоваться своим опытом былых времен. Но нет. Франция стара, а хочет быть молодой, и это ужасно. Напрасно она скрывает свой возраст, ее скрючил артрит, Францию.

Я вижу здесь только людей с книгами по саморазвитию, которые твердят мне, что надо мыслить позитивно.

И когда включаю радио, слышу сплошь передачи о депрессии, лекарствах, микроэлементах. Эти микроэлементы производят сегодня в Китае и Индии, и часто они влияют на наш гормональный фон. А иногда даже убивают, ведь мы пренебрегаем тем, как взаимодействуют лекарства, которые могут вызвать эффект разорвавшейся бомбы.

И все только ради того, чтобы выдерживать эту жизнь. Здесь, во Франции.

Мне очень нравятся аптеки.

Ты видишь по ним состояние страны, ее болезни, ее предписания, то, как она живет.

Время, которое у нее осталось.

Зло, которое губит Францию, очевидно. И оно повсюду.

Куда бы я ни посмотрел, увиденное ранит мой взгляд.

Во Франции есть прекрасные места, но все двери там закрыты.

В сельской местности больше не торгуют, там все меньше кафе, а вечерами – абсолютная темнота. Нигде никого не видно. Это ужасно.

У людей больше нет радости. И очень трудно встретить искренний взгляд. Разве что, возможно, у нескольких сумасшедших. И когда я надолго здесь остаюсь, мне кажется, будто я слишком много времени провел в психушке. И вскоре я чувствую, что больше не могу, я устал, скис, и у меня лишь одно желание – быть в Другом месте.

В одной из пустынных или горных стран, где все еще слышатся звуки библейских времен, или в одной из мусульманских стран, где постоянно слышится шум жизни, где издали доносится детский смех, где скрипит телега пекаря с запряженным в нее ослом, где громко разговаривают, смеются или ругаются, играют в карты на тротуаре, где с минарета созывают на молитву.

Что слышно по вечерам на улицах Франции?

Ничего.

Тишина.

Мертвая тишина.

Когда я возвращаюсь из России, Алжира, Эфиопии, Узбекистана, мне кажется, что в мое отсутствие здесь взорвалась бомба.

Я ошеломлен царящей пустотой.

На улицах, во взглядах, в умах.

Этой тревожной тишиной.

Я не видел другой страны, где люди так редко останавливались бы на улице, чтобы поговорить. Здесь перебегают с места на место и быстро возвращаются домой.