– Майя, ты веришь в магию?
Чем топит себя еще больше. Верить в магию после того, как избитый тобою Илья вылизывал мои ботинки на заброшенной стройке? Верить в нее, сидя на этом диване? Верить в Красном Коммунаре?..
– А ты?
Отстраняется, ерзает. Пытается выдернуть из обивки невидимую ниточку.
– Скажем так: кое-что умею.
Я молчу, чтобы сходу не выдать своих соображений насчет того, что его умения, очевидно, настолько же подлинны, как вон те мечи и щит на стене, и обширны, как владения короля Джона. Пусть попробует прочесть все это в моих мыслях.
– Поклянись, что никому не расскажешь, – не сдается он, еще не догадываясь, что нарвался на скептика.
– Клянусь, – запросто обещаю я.
– Мы… – начинает Джон. Делает очередной глоток и договаривает: – Мы умеем изменять будущее.
– Ага, – говорю. – Значит, страна в надежных руках.
Наконец, до него доходит.
– Ерничаешь… А зря. Как тебе кажется, почему Преля еще не вылетел из колледжа? Думаешь, он хоть раз лекции записывал?
То, что записывает в своей тетрадке Илья, я прекрасно помню – и пожимаю плечом.
– И родителей, которые купили бы ему зачет, у него тоже нет, – напирает Джон. – Оба алкашня. Но Преля очень сильный. Если чего-то захочет – всегда добивается.
– Не боишься, что он отомстит тебе за сегодня? – невольно включаюсь я, хотя вся эта болтовня нисколько меня не убеждает.
– Пф-ф.
Он гасит окурок в жестяной банке из-под горошка и сразу прикуривает вторую. Я пропитываюсь дымом навсегда.
– Преля – трус. До усрачки боится меня потерять. Ты, наверное, заметила, что он придурок. И ничего, ходит, живой и почти здоровый, хотя то и дело косячит, как с твоим ограблением. Пытается стать своим, но у него ничего не получится, потому что он придурок, и все это знают.
– Тогда зачем ты с ним дружишь?
– Дружу? – выдыхает он вместе с дымом. – Мы не друзья.
– Но… – Разумеется, не друзья. Друзей не заставляют целовать чью-то обувь. И все же я не совсем понимаю.
– Он меня забавляет. Вот только за него я не вступился бы так, как за тебя. – С этими словами Джон протягивает руку и словно поправляет за моим ухом несуществующую прядь. Я пытаюсь не глядеть на него, как поступают люди, тесно прижатые друг к другу в вагоне метро или лифте, но он кладет пальцы мне на подбородок и легонько разворачивает к себе. В глаза не смотрит – смотрит на губы.
– Давай не будем.
Он морщится дважды: сначала от моего отказа, затем – от стука в дверь. Колотят так, что даже стены грохочут.
– Джон! Я знаю, что ты там! Открой!
– Скоро передумаешь, – обещает он, прежде чем встать.
– Давай, измени мое будущее, – говорю я ему вслед, и владения короля Джона пополняются еще одной подданной – Викой. Распущенные волосы, за которыми она скрывала свой поцелуй с Джоном, сейчас красиво лежат на меховом воротнике куртки. При виде меня Вика истерично всхлипывает, и пока я перебираю в уме слова, способные сделать ситуацию не столь отчаянно сериальной, убегает – мелкие камушки, которыми усыпана дорога между гаражами, хрустят все тише.
– Дура, – резюмирует Джон и собирается снова закрыть дверь, но я протискиваюсь мимо него на улицу и уже оттуда – по пустырю одиноко бродит мужчина с собачьим поводком в руке – скороговоркой объясняю про домашнюю уборку и вообще, спасибо за откровенность, до понедельника.
Вика стоит на дырявом мостике, облокотившись о перила. Я обошла бы ее десятой дорогой, если б только знала, где та пролегает. Сама она меня не видит, и я избежала бы прямого контакта, если бы не ее вздрагивающие плечи. Но нет, они действительно вздрагивают.
– Мы просто разговаривали. – Я то ли к плечам обращаюсь, то ли к меховому воротнику. – Про магию. Смешно.
– Он тебе рассказал? – спрашивает она, не оборачиваясь. – Можешь не верить, но это правда. Мы делаем так, что наши желания исполняются. Почти любые, кроме…
– Да не нравится он мне, – убеждаю я теперь уже свои ботинки. – И никто в этом городе. Я вообще не собираюсь здесь задерживаться.
Она оттопыривает большие пальцы и вытирает потекшую тушь, только после этого я вижу ее лицо.
– Мечтаешь вернуться в Москву?
– Не мечтаю. – Глаза начинает щипать. Я всматриваюсь в ветви деревьев, нависшие над мостом. Никогда не видела столько птичьих гнезд. Пытаюсь их пересчитать, но сразу сбиваюсь. – Точно вернусь. Вопрос времени.
– Два года назад, – хрипло говорит Вика, – умирала моя мама. Тогда Джон научил меня, что надо делать. Было очень страшно, но я пошла и… – Она облизывает и без того обветренные губы. – Спасла ее. Моя мама жива. И мне насрать, веришь ты Джону или нет.
– Насрать так насрать, – соглашаюсь я.
Она снова проводит пальцем под глазами, внимательно изучает его, а потом прячет руки в карманы и отмеряет шагами несколько шатающихся досок, но тут я вспоминаю о важном.
– Вик!
Останавливается, смотрит через плечо.
– У тебя, случайно, нет ненужной одежды?