Другое настоящее

Интересно, что изменилось бы, если б ты знал их имена? Стопка бумаги с твоей исповедью лежит на краю стола, крепко прижатая «Домом, в котором». Я подумывала сжечь ее и закопать пепел, даже стащила с кухни коробок спичек, чтобы избавиться от этих записей сразу после того, как сотру нашу переписку в «Телеграме», но случайная мысль об именах тянет за собой другую – да, я читала статьи о жертвах в интернете. Однако у меня есть нечто, чего нет ни у кого больше. То самое знание, которого мне не хватало. Информация.

Любой, даже начинающий журналист сделал бы из этого сильный и страшный материал. Но я никогда не мечтала стать журналистом. Я мечтала о собственном подкасте.

Тут я буквально взлетаю на кровать и нависаю над столом, подогнув под себя ноги – неполезный, но излюбленный способ, куда более удобный, чем продавленное компьютерное кресло. Еще в прыжке у меня намечается кое-какой план – шесть выпусков, по одному на историю каждого из убитых тобой, нет, Мартом людей. Я хватаю блокнот, который купила еще в Москве, но так ни разу им и не воспользовалась, и открываю его на первой чистой странице.

Загвоздка в том, что я не хочу вещать от своего имени. Ни Майи Ждановой, ни Майи Зарецкой. Лучше всего – вообще не Майя, а ноунейм, в чьи руки «случайно попали сенсационные материалы». Правда, так мне никто не поверит, и будут правы – она, конечно, все придумала, чтобы, как говорится, хайпануть в разгар судебных процессов над Русских и Ремизовым. Доказательств-то нет, писал это мертвый Лютаев или не писал. Вот только если…

«Использовать голосовые сообщения» – черкаю я, и бумага скукоживается от прикосновения моей вспотевшей руки.

Ничего страшного. Просто не буду читать комментарии. Но я должна рассказать о жизни, хоть и придется говорить о смерти.

* * *

К обеду воскресенья я наконец разобралась, как извлечь голосовые сообщения из «Телеграма» и вмонтировать их в аудиофайл, который мне только предстояло записать. Первый выпуск начал обретать форму: я как раз заканчивала с фрагментом о жизни Анны Николаевны, когда в прихожей лязгнул звонок, тетиполины тапочки прошлепали по коридору, а сама она крикнула: «Майя!» – и вернулась к прерванному просмотру сериала. Отвлекаться было досадно – пока я искала все, что только могла найти о том, что за человеком была бездомная учительница, и в какой школе работала, и всматривалась в немногочисленные фотографии при жизни и после смерти, обмирая от мысли, что это один и тот же человек, я совсем забыла, кто я сама и где нахожусь, и глядевшие снизу вверх глаза Ильи, то, как он держал меня за ногу, пока целовал мой ботинок. Но всегда приходится возвращаться. Я все еще в пижаме, и никакие Майи в мои планы не входят.

За приоткрытой входной дверью виднеется кусочек Вики.

– На, держи, – говорит она и протягивает мне небольшой пакет. – Это от меня и Стаси.

Я теряюсь настолько, что даже пытаюсь припомнить, не день рождения ли у меня. В пакете какие-то вещи – пестрые неновые тряпочки, и я ума не приложу, зачем она их притащила.

– Старая одежда. Ты просила, – поясняет Вика. В ее пальцах дымится сигарета, дым тянется прямо в прихожую. Тетя Поля будет недовольна.

– А, – смурно говорю я. – Да, точно. Спасибо.

– Если тебе не в чем ходить, – продолжает она, – напиши объявление и повесь его в колледже. Только мобильный укажи.

И наверняка думает, что подложила свинью, но на самом деле такое простое решение мне даже в голову не приходило, и я собираюсь внести этот пункт в свой блокнот, чтобы не забыть сделать завтра утром.

– Может, – говорю, – чаю?

Вика кривится, будто я предложила фотосъемку голышом.

– Мы вообще-то с Джоном договорились встретиться. – Держит паузу. Мне не терпится вернуться к своему выпуску. – В гараже затусим. – И смотрит, как если бы я простыла и не умела пользоваться носовым платком.

– Отлично, – говорю я, прежде чем захлопнуть дверь. Но тут же открываю ее обратно и кричу: – Вик!

Она стоит как стояла, разве что моргает чуть чаще.

– Откуда ты знаешь мой адрес?

– Так все знают.

Я бросаю пакет вглубь прихожей и складываю руки на груди, чтобы слегка выразить свое возмущение.

– Ты – Зарецкая, значит, сестра Димы Зарецкого, значит, живешь у его мамы.

– А Дима – местная знаменитость?

Вика фыркает носом.

– Козел он. Еще скажи, что про ребенка не знаешь.

– Майя! – кричит тетя. – Дверь закрой, всю квартиру прокурили!

Я послушно закрываю, только за своей спиной.

– Какого еще ребенка?

Вика отступает на шаг и озирается, словно кроме нас на лестничной клетке прячутся сто тысяч шпионов. Но здесь никого нет.

– Ты Прелю помнишь? – шепчет она, и я вздрагиваю – налитый кровью глаз тут как тут. – Так вот, у него есть сестра, Стефа. Она малололетка. – Мы с Викой примерно одного роста, но сейчас кажется, что она выше меня на голову, просто на глазах вытягивается. – Полгода назад родила. Димка сразу в армию свалил, еще до того, как Стефа рассказала своим, кто отец ребенка. Иначе он бы его убил.

– Кто кого?

Вика снова оглядывается.