Другое тридцать первое октября (СИ)

Успокоив его, Петунья вспомнила о письме. Пергамент на полу мучительно притягивал взгляд, обещая ещё большую беду, однако пройти мимо него она была не в силах. Господи Боже, Петунья достаточно уже провинилась перед сестрой, и чтение чужой переписки вряд ли повлияет, в каком конкретно круге Ада ей гореть! Подобрав листок, она принялась разбирать мелкий и витиеватый почерк. Письмо оказалось от Поттеров. Старших, мысленно поправила себя Петунья, глянув на роскошные подписи-вензеля в самом низу. А тиснение, стало быть, их герб. Но вычурное изображение отошло на второй план, стоило осознать смысл написанного. Ох, Лили, Лили, ты и вправду думала, что сможешь противостоять такой семье?

Все давно уже улеглись спать, даже Лили, которой пришлось выписывать из колдовской аптеки успокоительное зелье. Петунья сидела в кухне, не зажигая света. Злополучное письмо лежало перед ней на столе, в темноте не было видно ни словечка, но она могла процитировать полные презрения и угроз строки почти наизусть. Теперь однозначно стало ясно, что сына Лили не увидит, что ему никогда — никогда! — не расскажут, кто такая Лили Поттер, а ей, «глупой, наглой и безответственной грязнокровке» лучше вообще не возвращаться в волшебный мир после того, что она хотела сотворить. Читать оскорбления было гадко и унизительно, но ещё больше — страшно. Лишь сейчас Петунья в полной мере осознала, что имел в виду Северус под словами «Кто Лили, а кто Поттеры». Опасно переходить дорогу любому старинному чистокровному семейству, но именно это и сделала Лили.

— Петунья? Пети? Нет, так больше продолжаться не может.

До сих пор пребывавшая в прострации она не сразу услышала собственное имя и вздрогнула от неожиданности, когда стул напротив отодвинулся и на него сел Вернон.

— Боже, Вернон, ты почему не спишь? — опомнившись, Петунья посмотрела на часы. — Половина второго ночи!

— То же самое могу спросить и я, — ответил тот недовольно. — Сколько можно, Пети? Сколько ещё ты будешь себя изводить? Какой теперь повод? Письмо?

— Разве ты не понял? — у неё задрожал голос. Недоверие и обида на супруга сплавились в раскалённый непроходящий комок в горле. — Мы ведь читали вместе. Лили…

— Брось! Я слышу это уже неделю. Да, Лили потеряла своего сына. И она, только она в этом виновата. Не ты, не я и не Северус.

Петунья поджала губы и отодвинулась, смаргивая непрошеные слёзы, что были тут как тут. В своих мучительных размышлениях она столько раз повторяла то же самое, но отчего-то у Вернона это звучало куда злее и обиднее. Или так в ней говорили беспомощность и непримиримый стыд? Хоть бы Вернон ещё что-нибудь сказал или сделал, Петунье физически больно было терпеть очередное напоминание, что она не уследила за сестрой. А Лили вот-вот осядет в их доме окончательно. Если сейчас уже неспокойная жизнь временами превращалась в ночной кошмар, то когда сестра всё поймёт… Петунья шмыгнула носом. Она настолько устала и запуталась, что не хватало сил представить бурю, которую в состоянии устроить обманутая Лили.

— С твоей сестрой нужно что-то решать, — Вернон потёр виски. По имени Лили он уже несколько дней как не называл. Петунье это не нравилось, но она не считала себя вправе тут указывать мужу.

— Не можем же мы выставить её на улицу, Вернон.

— А что мы можем? Я согласился с тобой, Пети, я тоже думал помочь бедной пострадавшей женщине. Но что получилось? Лили тебя подавляет целиком и полностью, а не только дар предвидения, как Сев предположил. Ты в её присутствии боишься слово сказать, лишь бы очередную истерику не спровоцировать. Совсем забросила Дадли. Не выходишь в город. Превращаешь себя в… в… в домового эльфа!

Сравнение далось ему нелегко. Даже во тьме кухни оно отразилось в глазах Вернона болезненным блеском, что такое приходится говорить любимой женщине.

— Ты говорила, что в роду Эвансов воспитание иное и ты не можешь бросить родную кровь. А этому тебя тоже родители научили: положить свою жизнь на алтарь имени младшей сестры?

Возразить ему Петунья хотела. Очень хотела! Она много чего сказала бы, только не сумела издать ни звука, когда открыла рот. Слова и аргументы обратились в ничто. Нет, всё не так. Никто Петунью этому не учил. Она, как старшая сестра, обязана была. Так все семьи делали в Коукворте. Старшие должны помогать родителям присматривать за младшими детьми. Кем так было заведено, Петунья не знала, но никогда не подвергала этот постулат сомнению. Он был одной из основ, на которых зиждилась семья. И совсем ни при чём здесь родители, всегда выделявшие более милую, яркую и волшебную Лили. Лили покупались лучшие платья, а потом мантии. Лили доставался тот заветный кусочек пирога с монеткой. Лили была гордостью родителей, любимой дочкой. А Петунья только и слышала, что она старше, так что должна уступить сестре понравившуюся вещь, игрушку, наряды, ведь ей они вряд ли нужны, а Лили хочется. И она не хотела бы помнить, но въелся, в подсознании отпечатался родительский наказ оберегать младшую сестрёнку, когда их не станет.