Читаем Другого выхода нет полностью

Дорога почти пустая, очень мало машин, так что в 6:15 утра мы уже были на месте. Миша высадил меня с Таней у центрального входа в госпиталь и поехал ставить машину на стоянку.

Хирургическое отделение искать не надо, оно расположено на 1-м этаже и крупные указатели, ведущие к нему, встречают почти у самого входа. Ждём, пока Миша вернётся, купив недельный пропуск на стоянку, который стоит 50 долларов. Без него пришлось бы платить больше, так как только один день стоянки стоит 24 доллара.


В это время в вестибюле никого нет. Идём в регистратуру и неожиданно находим, что она заполнена ожидающими. Втроём подходим к окну регистрации. Достаю свою медицинскую карточку и протягиваю её в окно. Регистраторша, дама афро-канадского происхождения, со строгим и деловым видом отмечает моё появление в компьютере. Я уже обратил внимание, что в медицинских учреждениях Торонто работает много афро-канадцев, индусов и выходцев из разных стран Африки и Южной Азии. Мне эта многокультурность нравится. Разнообразие типов лиц, одежды, характеров, при общем доброжелательстве, вселяют некоторую надежду на то, что люди могут оставаться различными, но при этом всё-таки жить в мире. Возможно, когда-нибудь так и будет во всём мире. В Канаде пока это удаётся.

Миша стоит близко к окошку и пытается шутить с регистраторшей, она очень серьёзна, но ему улыбается. Жду, пока она обратит внимание на меня. Наконец, просит протянуть ей руку и прикрепляет на запястье бумажную ленточку с моими данными. Теперь я «закольцован», меня уже не перепутают с другим пациентом и не отрежут что-нибудь не то. Регистраторша предлагает нам сесть и ждать, когда меня вызовут.

– Please, take your seats and wait, you will be called. (Пожалуйста, садитесь и ждите, Вас позовут).

Её функции закончились, и мы прощаемся с приятной дамой, желаем друг другу хорошего дня.

– Have a nice day.

Регистратура занимает часть комнаты ожидания, поэтому нам далеко уходить не надо было. Мы сняли пальто и куртки, заняли места и приготовились ждать, когда меня позовут на экзекуцию. Осматриваю сидящих здесь же людей. Поражает обыденность их поведения, готовность идти под нож хирурга. Все они решились рискнуть ради будущего здоровья и продления своей жизни. Конечно же, они думают о смерти, так как полной уверенности, что удастся её избежать ни у кого быть не может. Остаётся надеяться на Бога и на врачей.

Из тех, кто присутствовал на предоперационной сессии, только мне предстояла операция по пересадке двух клапанов, остальным пятерым нужно было делать байпасы сосудов. Если исходить из этой пропорции, то думаю, что и по возрасту, и по сложности операции я подвергаюсь наибольшему риску из всех здесь сидящих.

Таня тоже оглядывается по сторонам и успокаивает себя, обращаясь ко мне:

– Всё будет хорошо, доктор Гленн отличный хирург, а ты всё выдержишь, многим делали такие операции, и всё прошло благополучно.

Я не ощущаю волнения, только некоторая напряжённость, чтобы не упустить что-либо важное. Я могу волноваться и тревожиться заранее перед надвигающейся опасностью, но в момент её наступления успокаиваюсь и концентрируюсь на самом для меня важном. Думаю, что это происходит из того опыта, который у меня сохранился с моего почти беспризорного детства.

Или может быть с довоенных времён, когда по малолетству ни во что плохое не верилось.

В данном случае волноваться было бесполезно, от меня уже ничего не зависело. Эта мысль тоже успокаивала. Предлагаю своим:

– Не сидите здесь целый день, возвращайтесь домой, поспите, приедете через 6 часов. Всё равно раньше ничего не узнаете.

Я не бравировал, мне действительно было бы спокойней, если бы они уехали. Видеть друг друга мы не будем, но они, сидя здесь и ожидая известий, будут за меня волноваться, нервничать, изведут себя и только измотаются. Здоровья это никому не добавит. Я тоже буду переживать за них, особенно за Танюшку, которой это совершенно противопоказано. Кончится головной болью. Может быть, за стенами больницы они немного развеются. Другая обстановка заставит их отвлечься от мыслей о моей операции.

Оба наотрез отказались.

– Никуда мы не уедем и будем здесь с тобой, может понадобиться дать кровь или какая-либо другая помощь. Мы не хотим рисковать.

Советую им всё же идти на улицу, подышать свежим воздухом, пойти позавтракать в буфет.

– Только не сидите возле операционной всё время.

– Сначала подождём Вику (моего старшего сына), он уже скоро приедет, тогда решим, что делать.

Вскоре появилась медсестра со списком жертв в руках и стала поимённо приглашать в операционное отделение. Меня вызвала последним. Оставляю куртку и шапку Тане и иду в хвосте всех, как на закланье, знакомиться с проектом «операция» и с тем, как он реализуется в этом госпитале.

Нас, человек 10–12, провели в большую комнату, скорее даже зал, с двумя рядами кроватей, расположенных изголовьями к продольным стенам. Одна от другой кровати наполовину отгорожены занавесями из тяжёлой плотной материи, образуя полуоткрытые боксы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза