Другой класс

Странно, что я вообще произнес нечто подобное. За все мои годы учительства я никогда не обращался к нашему профсоюзу за помощью. Отчасти потому, что у нас представителем профсоюза является доктор Дивайн, но главным образом потому, что я чувствовал себя вполне способным самостоятельно разобраться с любой своей проблемой. Разумеется, в прежние времена я всегда мог рассчитывать на поддержку со стороны нашего старого директора (по крайней мере, на публике). Теперь же я сильно подозреваю, что новый директор как раз весьма одобрительно отнесся бы к факту моего публичного линчевания.

Харрингтон улыбнулся.

– Вы так считаете? Ну что ж, возможно, это даже к лучшему. Я попрошу Даниэль выбрать время, когда всем нам будет удобно встретиться снова. А до тех пор… – Снова эта PR-улыбка! – В общем, до тех пор, пока данная проблема не будет корректным образом разрешена, родители Шанель просили освободить ее от уроков латыни. Она очень чувствительная, легковозбудимая девочка, да к тому же весьма религиозная.

– Легковозбудимая? – переспросил я.

– Отзывы некоторых людей, – вмешался доктор Блейкли, – сильно ее огорчают. Очевидно, они оба – и сама Шанель, и Руперт Гундерсон – находят отвратительной вашу защиту… определенных сексуальных практик… Им обоим это весьма неприятно.

– Ну а я нахожу отвратительной ту травлю, которой Гундерсон подвергает одного из моих учеников! – рявкнул я. – Судя по тому, что я слышал, Аллен-Джонс…

Доктор Блейкли с улыбкой прервал меня:

– Мне кажется, дискуссию на эту тему нам все же лучше перенести на другой день. Давайте договоримся, на какой именно… Наверное, на один из ближайших, да, Джон?

Харрингтон кивнул.

– Я всем сообщу точную дату.

Вот так в один миг все мое долгое и верное служение учительскому делу было обращено в прах каким-то выскочкой в блестящем костюме и парой его лакеев. Впрочем, наш капеллан все же проявил ко мне каплю сочувствия – во всяком случае, выглядел он явно смущенным, а потом даже попытался перехватить меня, когда я выходил из директорского кабинета; но я был слишком сердит (а в глубине души еще и напуган) и сумел выдавить из себя лишь краткое «до свидания». Остаток дня я провел как бы на автопилоте – я улыбался, разговаривал с учениками, пил в учительской чай, но внутри меня царила безнадежная пустота.

Да, именно так все и начинается, думал я. В точности как и двадцать лет назад некий Джаггернаут, подогреваемый мерзкими слухами и сплетнями, запросто давит колесами своей колесницы ни в чем не повинных хороших людей. Именно так тогда он и поступил со всеми нами. И в первую очередь – с Гарри Кларком.

Глава десятая 14 октября 2005

Золотистый лев осени в этом году необычайно кроток. Лежит себе спокойно, положив голову на лапы, точно бронзовое надгробие. Такое затишье, словно мертвецы еще в начале октября вышли из-под земли и бродят по ней весь месяц, а не только на Хеллоуин, как им полагалось бы. Даже наши мальчишки как-то странно присмирели. Видно, чувствуют приближение зимы. Я тоже всем нутром, всеми инстинктами чувствую ее приближение – точно так же в прошлом году, когда пропал Колин Найт, я сразу инстинктивно почувствовал, что больше никогда этого мальчика не увижу…

Колин Найт. Вот ведь негодный мальчишка! А мне-то казалось, что я уже отпустил его душу с миром. Однако чем ближе Хеллоуин, тем чаще я вспоминаю мертвых. Колина Найта. Гарри Кларка. Даже Ли Бэгшота – хотя он и был не из нашего круга. Впрочем, возможно, как раз поэтому.

Чем дальше, тем трудней мне верить в некий концепт принадлежности. Некогда я чувствовал себя душой и телом принадлежащим к «Сент-Освальдз». Я был как бы частью этой школы. Но теперь я оказался в глубокой тени и размышляю о грядущей тьме. Вот и Гарри тоже: в какой-то момент он стал парией и остается им даже после смерти. Наше ощущение принадлежности – это всего лишь подобие четкого отражения в воде реальной действительности; в солнечный день мы можем увидеть на поверхности воды и небо, и облака, и друг друга, но все это лишь иллюзия. Там, в глубине, таятся темные пустынные воды; они по-прежнему ждут неосторожных – ждут любого из нас, ибо этим темным водам чужда дискриминация.

Мое выступление в кабинете директора назначено на следующий понедельник, и я уже получил подтверждение. Я прекрасно понимаю, чем это может кончиться. В присутствии представителя нашего профсоюза (доктора Дивайна собственной персоной) мне будет вручено письменное предупреждение, благодаря чему дальнейшее расследование «дела» будет приостановлено. Кстати, эта Бакфаст уже вовсю готовится к бою – она, наверное, думает, что я и не подозреваю о ее тайной деятельности, но мне все известно. К тому же она постоянно оставляет следы: я, например, сразу почувствовал ее запах у себя в классе № 59, куда она зачем-то забегала на перемене. Да и мои «Броди Бойз», естественно, все на свете замечают и тут же мне докладывают.