Другой класс

Ну, сейчас я бы, пожалуй, предпочел с администрацией не ссориться – тем более из-за того, что вечером в пятницу остановился в парке, чтобы поболтать с какими-то мальчишками. В общем, к себе домой на Дог-лейн я вернулся, испытывая какое-то беспокойное чувство обреченности и почти ожидая увидеть все тех же мальчишек, поджидающих меня вместе с полицией на крыльце.

Я понимаю. Это было глупо. Но когда я отпер садовую калитку и увидел на крылечке силуэт какого-то мужчины в синем, мне показалось, будто из легких у меня разом выпустили весь воздух. А в голове билась одна-единственная ясная мысль: да, все в точности как с Гарри Кларком.

Глава одиннадцатая Октябрь 1988

Семь лет уже прошло после той «рождественской» истории с исчезновением Чарли Наттера. Это целых двадцать триместров в «Сент-Освальдз», неизменно связанных с запахом скошенных газонов, с дождливыми обеденными перерывами, с бесчисленными чашками чая в учительской, со стопками тетрадей в комнате отдыха, со школьными спектаклями и вполне реальными маленькими драмами, с днями открытых дверей и Родительскими Вечерами, со спорадическими нашествиями девиц из «Малберри Хаус» и сонными пятничными полуднями. «Сент-Освальдз» – это особый маленький мир, и для него не так уж важно, что происходит в том большом мире, что раскинулся за его пределами, то есть за воротами школы. В том большом внешнем мире у руля теперь стояла Маргарет Тэтчер, а у нас по-прежнему командовал Шкуродёр Шейкшафт, а значит, наблюдалось некое подобие стабильной анархии.

Чарли Наттер уехал из Молбри в начале 1982 года, никому так и не объяснив, почему тогда сбежал из дома. В том же году, на Пасху, нашу школу покинул и Харрингтон-младший; этому предшествовала целая серия писем от доктора Харрингтона-старшего, который со все возраставшей настойчивостью желал знать, правдивы ли слухи о том, что преподаватель школы Гарри Кларк, учивший Джонни английскому языку и литературе, является гомосексуалистом.

Я уже говорил, что Шкуродёр Шейкшафт либералом отнюдь не был. С другой стороны, для него, как и для всех прочих представителей старой гвардии, «Сент-Освальдз» был превыше всего. Какую бы жалобу он ни получил, он всегда был на стороне преподавателя, защищая его от нападок родителей (хотя после окончания битвы, пользуясь своей привилегией, непременно первым заносил боевой топор над головой провинившегося учителя). А потому он с изысканной вежливостью сообщил доктору Харрингтону, что мистер Кларк – это поистине выдающийся преподаватель английского языка и литературы и его частная жизнь и то, как он сам ее строит, не имеет ни малейшего отношения к его преподавательской деятельности; если же доктор Харрингтон считает необходимым перевести своего сына в какую-нибудь другую грамматическую школу, то это следует сделать безотлагательно, иначе он потеряет деньги, уже уплаченные за текущий триместр. Отправив это письмо, Шейкшафт вызвал Гарри Кларка в свой пропахший сыром кабинет и за обитыми кожей двойными дверями задал ему такую трепку, что директорский гневный рык был слышен во всех помещениях Нижнего коридора; он предупредил Гарри, чтобы тот впредь держал при себе свою принадлежность к ЛГБТ, и пригрозил ему самыми страшными и невероятными карами, если на него последует еще хоть одна подобная жалоба.

Но больше никаких жалоб не последовало. Джонни Харрингтона забрали из нашей школы, и жизнь вошла в нормальное русло. Хотя мальчишки все же некоторое время и перешептывались. Затем прямо посреди триместра ушел Спайкли, причем от его родителей не последовало ни слова объяснений. А вот преподаватели крайне редко покидают «Сент-Освальдз». Мы обычно пробегаем всю дистанцию до конца. Прикованные к одному и тому же веслу, мы обретаем утешение друг в друге. Так что мы с Гарри остались добрыми друзьями, хотя кое-кто из наших коллег и начал нас сторониться. Например, Дивайн. Да и Эрик изменил нашей былой дружбе. И, разумеется, наш «сатанист» мистер Спейт тоже старался держаться от нас подальше. Впрочем, все школьные скандалы столь же внезапно вспыхивают, как и угасают; так что в итоге практически все, кроме наиболее упорствующих в своем осуждении, вскоре привыкли к тому, что один из нашей когорты никогда не взглянет с интересом ни на одну из учениц «Малберри Хаус».

Что же касается Гарри, то, насколько я знаю, у него особо близких отношений вообще никогда и ни с кем не было. Он, как и я, был прикован к нашему общему веслу, и «Сент-Освальдз» требовал от нас верности. Но мы с Гарри по-прежнему дружили, несмотря на все наши различия, и вместе следили за бегом лет, которые пролетали без особых волнений, но как-то удивительно быстро; в итоге мы даже не сразу осознали, как незаметно промелькнули целых двадцать триместров.