Другой класс

– Если бы вы могли сказать нам, где оно, – продолжал я, – то мы с Эриком были бы вам очень благодарны. И вы, разумеется, получили бы вознаграждение. Возможно, весьма значительное.

– Мне очень жаль, – сказала она, – но я этого письма не видела.

Долгие годы учительства и большой опыт по вытягиванию информации из юных правонарушителей сделали из меня почти профессионального дознавателя. В отличие от адвокатов реального мира, в котором подозреваемый считается невиновным, пока судом не будет доказано обратное, мы в «Сент-Освальдз» всегда начинаем с того допущения, что преступление уже совершено и вина определенного лица очевидна; с этим мы и подступаем к «преступнику», рассчитывая, что он сознается сам. Тут, на мой взгляд, все обстоит как в определенных военных искусствах: уже в течение нескольких первых секунд становится ясно, выигран или проигран поединок характеров; хотя сам я, честно говоря, славился в школе тем, что мог сломить сопротивление любого нашкодившего ученика с помощью одного-единственного пронзительного взгляда.

Разумеется, без блефа в подобной игре не обойтись, однако я неплохой игрок. И хотя в данном случае мой противник, точнее противница, оказался тверд, как стальной гвоздь, я ушел из дома Уинтеров, будучи совершенно уверенным в двух вещах. Во-первых, в том письме, адресованном Эрику, содержалось нечто такое, о чем мне совершенно необходимо узнать; а во-вторых, Глория Уинтер, несмотря на все ее заверения, явно лгала.

Глава вторая 4 ноября 2005

Твой брат опаздывал. Было уже пять минут десятого, и мне казалось, что он вообще не придет. Есть такие ненадежные люди; а может, просто невнимательные по отношению к другим. В любом случае это было невежливо. И знаешь, Мышонок, если до того времени я еще колебался, стоит ли мне сбрасывать его с моста, то, похоже, именно это опоздание и подтолкнуло меня к окончательному решению.

Наконец он все-таки подъехал; припарковал свою машину рядом с машиной Голди; вышел, осмотрелся, и я еще издали почувствовал его настороженность. Он был похож на крысу, почуявшую опасность, но слишком голодную, а потому намеренную во что бы то ни стало добраться до пищи на дне ловушки. Но насколько эта «крыса» голодна? – пытался понять я. И как далеко решится пойти Голди?

Твой брат был в той же темно-синей парке и вязаной шапке. Он ведь наверняка старше меня, думал я, однако выглядит значительно моложе и спортивней. Но дать мне сдачи он все-таки вряд ли сумеет. Во всяком случае, раньше он никогда ни в одной драке не участвовал.

– Ты деньги принес? – спросил он.

Я кивнул. Харрингтон смотрел на него прямо-таки с ненавистью. Я, собственно, заранее знал, что он будет в ярости. Еще бы, какой-то слуга, представитель низшего класса, требует баснословную сумму за дела давно минувших дней, не имея, в сущности, никаких особых доказательств нашей вины.

А впрочем, Мышонок, какая разница, что там думал Голди? Все равно к 9.15 они оба будут уже мертвы.

Глава третья 4 ноября 2005

К тому времени, как я добрался до своего конца Дог-лейн, было уже без четверти девять. На мое крыльцо падал довольно яркий свет уличного фонаря, так что мне была отчетливо видна фигура человека в синей куртке, стоявшего возле двери. Я испытал при этом такое облегчение, что не задумываясь окликнул его:

– Мистер Уинтер! Я так…

Слова застряли у меня в горле, когда он повернулся, и я, разглядев знакомый профиль, понял: увы, это не мистер Уинтер, а доктор Дивайн. Чисто выбритый, остролицый, сияющий победоносным румянцем.

– Я так и знал! – воскликнул он, когда я подошел к нему. – Я сразу понял, что вы не могли унести все эти доски без помощи некоего соучастника. А теперь-то вы что затеваете? Интересно, как это вам удалось уговорить Уинтера на участие в подобном преступлении?

Я вздохнул, вытащил ключ от парадной двери и сказал:

– Не сейчас, Дивайн, прошу вас! Ради бога, не сейчас! У меня был безумно тяжелый день. Я помогал Эрику разбирать вещи бедняжки Марджери.

Дивайн дернул носом.

– Ах да… Он, надо думать, сильно расстроен.

Мне показалось, что прозвучало это довольно холодно – впрочем, причина взаимной холодности крылась скорее в честолюбивых устремлениях обоих, а не в их личной неприязни друг к другу. Хотя, разумеется, добрыми друзьями доктора Дивайна и Эрика Скунса назвать было никак нельзя. Но в данный момент именно полнейшее отсутствие в Дивайне элементарного сочувствия к коллеге, которого постигло большое горе, заставило меня вспомнить, почему я и сам всегда его недолюбливал.