Другой класс

Дело в том, что никому из родителей, в общем-то, не дано проявить ту объективность в оценке своего ребенка, какой обладает его учитель. Никто из родителей не способен по-настоящему поверить, что его ребенок мог оказаться лжецом, задирой, обманщиком, вором или, что еще хуже, самым заурядным учеником, ни в чем не проявляющим исключительности. Преподавателям, разумеется, известно, что исключительные дети встречаются крайне редко. Все мальчики ленивы. Все мальчики лгут. И родители, какими бы прогрессивными или реалистичными они теоретически ни были, в повседневной жизни странным образом перестают замечать, что именно интересует их сына, что его тревожит и в чем его недостатки; из-за этого именно родителей мальчики часто воспринимают как людей в лучшем случае ненадежных, а в худшем – как откровенную помеху.

– Плохо успевал? – с некоторым удивлением переспросил я. – Но, по-моему, в целом он…

– При всем моем уважении к вам, мистер Стрейтли, я вынужден заметить, что вы знакомы с моим сыном менее одного триместра, тогда как я его знаю уже четырнадцать лет и, разумеется, сразу вижу, если он работает не в полную силу.

Я только вздохнул про себя. Великие боги! Да ведь передо мной педагог! Некоторые родители никак не могут согласиться с тем, что их сына учит какой-то простой учитель. Они считают, что были вынуждены предоставить простым школьным учителям возможность заниматься с их сыном; что они как бы выдали им соответствующую временную доверенность и уверены, что имеют полное вправо тыкать пальцем в каждый пирожок, становясь совершенно невыносимыми и постоянно высказывая свое мнение относительно преподавания абсолютно всех школьных предметов, начиная с физкультуры, и абсолютно всё критикуя, даже качество школьных обедов. Наверное, мне заранее следовало ожидать от Харрингтонов чего-то подобного; уже тот факт, что они учили своего мальчика дома, должен был бы меня насторожить. Нет, эти люди явно были еще не готовы уступить кому-то возможность контролировать процесс обучения их сына.

– Джонни очень способный, – сказал я. – В моем классе он значительно выше среднего уровня. У него самые высокие оценки по латыни. И по математике. Но не может же он быть на первом месте по всем предметам.

Миссис Харрингтон легким движением руки отмела в сторону мои попытки поговорить о достижениях ее сына в области латыни и математики и заявила:

– Мы прекрасно знаем, что он очень способный мальчик. Но, как вы, наверное, уже поняли, ему оказалось непросто приспособиться к школьным условиям. Он чувствует себя здесь чужим. Он не привык к таким большим зданиям, к такому огромному количеству учеников. К тому же он вообще чрезвычайно чувствителен.

Чрезвычайно чувствителен. Эти слова заставляют взволнованно биться сердце любого учителя. Родители и психологи охотно пользуются подобным определением, столкнувшись с проявлениями неадекватного поведения, и в таких случаях этот диагноз действует на некоторых мальчиков как разрешение наконец-то вырваться из тюрьмы на свободу, особенно если тот или иной мальчик испытывает непреодолимую потребность к самоутверждению.

– Но ведь Джонни и раньше посещал школу, – сказал я. – Он два года проучился в начальной школе. Неужели у него и там были аналогичные проблемы?

Я заметил, как дрогнуло лицо миссис Харрингтон.

– Та школа для него совсем не годилась, – сказала она. – Слишком много негативного влияния. Именно поэтому мы и перевели его сюда, мистер Стрейтли. Все-таки «Сент-Освальдз» – хорошая традиционная школа для мальчиков, и мы полагали, что это значительно облегчит ситуацию.

– Какое именно негативное влияние вы имели в виду? – полюбопытствовал я. В личном деле юного Харрингтона, полученном мной из его предыдущей школы, не было никаких неблагоприятных отзывов или намеков. Во всяком случае, его характеристика не давала ни малейших оснований предполагать, что к моменту его ухода над ним сгустились тучи или же его уход был связан с неким неприятным инцидентом.

Лицо миссис Харрингтон снова дрогнуло. Ее муж, заметив это, накрыл ее руку своей рукой, и она тут же опустила глаза. Теперь заговорил доктор Харрингтон:

– У нас, знаете ли, такое ощущение, что в большей части английских школ детей слишком рано стремятся просветить относительно вопросов половых различий и секса. А мы бы предпочли, чтобы нашего сына воспитывали на недвусмысленных моральных ценностях, не пытаясь внушить ему, что аморальное поведение – это некий выбор, который может сделать каждый; что грязные выражения, факты содомии, блуда или внебрачных связей вполне приемлемы, потому что о них говорится в так называемой «литературе» куда чаще, чем они встречаются в реальной действительности.

Я снова подавил вздох, согласно кивнул головой и сказал:

– Да, я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. По всей видимости, ваши слова связаны с той оценкой, которую Джонни получил на экзамене по английскому?

Доктор Харрингтон кивнул.