Читаем Другой класс полностью

– Для всех нас это был очень сложный период, – сказал он. – События того года ни для кого не прошли бесследно. Неужели вы так ни к кому и не обращались ни за советом, ни за помощью? Я, например, обращался, и мне помогли. Я знаю, вы человек неверующий, но мне лично организация «Выжившие» оказала просто невероятную поддержку.

– Мне не требуются советы посторонних людей.

– Но вам же действительно хочется, чтобы эта тема была закрыта?

Чтобы тема была закрыта… Что за проклятое выражение! Какая-то трансатлантическая помесь нарочитого сочувствия и психотерапевтической болтовни. Ах ты лицемер! Нет, меня совершенно не беспокоит, будет эта тема закрыта или не будет; меня беспокоит соблюдение справедливости. То, что случилось с Гарри, было несправедливо; чем больше мы стареем, тем сильней расплываются и отступают вдаль наши воспоминания, одно лишь чувство несправедливости остается по-прежнему ярким, острым, ранящим, стойким. Чувство совершённой несправедливости живет дольше, чем ощущение сломанной конечности, чем горе, связанное со смертью кого-то из родителей, чем боль, вызванная сердечным приступом. Несправедливость – словно крошечный обломок, навсегда застрявший в душе и не дающий ране зажить.

– Ну, если это поможет, – сказал Харрингтон, – то капеллан просил меня передать вам… Вот! – И он вытащил откуда-то из-под стола картонную коробку – в таких обычно хранили запасные пачки чистой бумаги, пока в офисах еще пользовались бумагой и не было вездесущего e-mail. Коробка была запечатана клейкой лентой и показалась мне на удивление легкой. Я ожидал чего-то более весомого.

– Вы знаете, что это такое? – спросил Харрингтон.

Я кивнул.

– Да. Думаю, что знаю.

– Вот и хорошо. Это все вам. Надеюсь, теперь ваша душа хоть немного успокоится. И вы – кстати сказать – перестанете так сердиться на Руперта Гундерсона.

Гундерсон? Я настолько погрузился в мысли о прошлом, что история с Гундерсоном совсем вылетела у меня из головы.

– Послушайте, этот парень – сущий мерзавец! – возмущенно воскликнул я. – Я тщательно разобрался в этой ситуации. И вряд ли виноват в том, что его родители считают…

Харрингтон посмотрел на меня то ли с грустью, то ли с досадой.

– Рой, пожалуйста… Все далеко не так просто, как кажется с первого взгляда. У Гундерсона серьезные эмоциональные проблемы. На самом деле с этим давно уже пытается разобраться Маркус Блейкли.

Я невольно издал излюбленный звук нашего старого директора: «Уф-ф-ф!» Насколько я замечал, ученики стараются обойти доктора Блейкли чуть ли не за версту.

– Я буду очень благодарен доктору Блейкли, если он позволит мне самому решать проблемы, касающиеся моих учеников.

Харрингтон вздохнул.

– Я очень ценю то, как трепетно вы относитесь к вашим ученикам, Рой, однако в данном случае, похоже, виноват во всем именно юный Аллен-Джонс.

– В чем это он виноват? В том, что его терроризирует парень, который и старше, и значительно сильнее?

Харрингтон укоризненно покачал головой.

– По-моему, нам обоим следует все-таки предоставить возможность Маркусу во всем этом разобраться. Это у него всегда получается прекрасно. К тому же мы с вами хорошо знаем, как легко допустить вмешательство личных предпочтений в беспристрастный разбор фактов. А Маркус – в нашей школе новичок. Так что у него предвзятого мнения ни о ком нет и быть не может.

Предвзятое мнение? Личные предпочтения? Если бы в эту минуту у меня была возможность ответить, то, возможно, тут бы и пришел конец моей карьере. И, похоже, Харрингтон тоже это понимал. Во всяком случае, когда неожиданно вошла Даниэль и сообщила, что Председатель школьного совета жаждет незамедлительно переговорить с директором, я успел заметить промелькнувшее на лице Харрингтона разочарование – примерно такое разочарованное выражение бывает у кота, которому помешали расправиться с пойманной жертвой. Неужели, думал я, он и впрямь пытался заставить меня схватить наживку, намеренно подталкивая к яростному спору, который мог бы закончиться только моей отставкой?

Впрочем, уже через пару секунд это «кошачье» выражение сменилось улыбкой, несколько, правда, кривоватой, и Харрингтон, пожав плечами, сказал:

– Извините, Рой. Дела зовут. А об этом мы с вами поговорим в другой раз. – Он указал мне на коробку. – Не забудьте свое наследство.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молбри

Узкая дверь
Узкая дверь

Джоанн Харрис возвращает нас в мир Сент-Освальдз и рассказывает историю Ребекки Прайс, первой женщины, ставшей директором школы. Она полна решимости свергнуть старый режим, и теперь к обучению допускаются не только мальчики, но и девочки. Но все планы рушатся, когда на территории школы во время строительных работ обнаруживаются человеческие останки. Профессор Рой Стрейтли намерен во всем разобраться, но Ребекка день за днем защищает тайны, оставленные в прошлом.Этот роман – путешествие по темным уголкам человеческого разума, где память, правда и факты тают, как миражи. Стрейтли и Ребекка отчаянно хотят скрыть часть своей жизни, но прошлое контролирует то, что мы делаем, формирует нас такими, какие мы есть в настоящем, и ничто не остается тайным.

Джоанн Харрис

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза