Другой край мира (СИ)

Аяна думала, что ей станет легче. Но быть вдали от Конды становилось всё сложнее. Она постоянно одёргивала себя, пытаясь сосредоточиться на чём-то, но сердце было где-то там, в его ладонях, а он был на «Фидиндо», в столярном дворе или в верхней деревне. Она уходила на занятия в учебный двор, но ноги несли её не туда, Конда встречал её в маленькой каюте и прижимался к ней горячим телом, а всё остальное время она теряла рассудок, тоскуя по нему.

Она переспрашивала всё по несколько раз, стала рассеянной и неожиданно замирала во время работы или стряпни. Сола обнимала её, удручённо качая головой, и печально заглядывала ей в глаза.

Конда ходил сам не свой, а Воло мрачнел с каждым днём. Таканда начал кроить паруса, и все постепенно привыкали к мысли, что скоро «Фидиндо» покинет долину, унося свою команду к дому.

– У нас сегодня празднуют начало нового года, – сказал Конда как-то, лёжа рядом с ней на узкой койке в своей каюте. – А у вас?

– У нас – весной, когда земля пробуждается. Как раз в день вашего отъезда, – слова полоснули её сердце, как лезвие ножа. – Я не буду праздновать этот день. Конда, ты слишком далеко.

Они были тут как внутри деревянной шкатулки, небольшой и уютной.

– Я не это имела в виду, – сказала она. – Вернее, не только это. Я хотела сказать, что, может быть, тебе стоит перебраться в дом? Скоро начнутся самые холодные дни. Затон окончательно затянет льдом, но по нему не пройдёшь. Придётся разбивать его, чтобы шлюпка подошла к борту. А ещё тут нужно сменить простыни.

– Они пахнут тобой. Я не могу заснуть, это мучает меня. Я переберусь обратно. Но тогда тебе придётся и правда ходить на занятия. Может, покажешь мне ваш учебный двор? Я хочу сходить на урок. Мне интересно.

– На какой?

– Подожди, у меня тут осталось твоё расписание. – он подошёл к столу, и она любовалась на его плечи и спину. – Вот это. Ваши сказания.

– Это послезавтра. Пойдём. Помоги мне собрать простыни.

В учебном дворе на Конду не смотрели косо, как опасалась Аяна. Он внимательно слушал, что рассказывает арем Дар, и даже что-то записывал. Когда занятие закончилось, он задумчиво вышел на улицу и долго шёл, рассматривая свои шнурки.

– Почему ты такой задумчивый?

– Ваши сказания отличаются от наших, но есть и сходство. Мне надо подумать над этим. Аяна, я хочу навестить капитана Эрланта.

Дороги уже были протоптаны, и путь занял не так много времени. Они поднялись в комнату, которую показал правнук олем Нети. Капитан сидел в кресле и писал что-то на листках бумаги.

– Конда, мой мальчик, – улыбнулся он. – Ты давно не навещал меня.

Этот весёлый, добродушный мужчина даже отдалённо не напоминал того иссушенного человека с восковым лицом, которого привезли во двор олем Нети три месяца назад. Его кудрявые жесткие волосы блестели, как и глаза, и Аяна поразилась, насколько сильно хороший уход, питание и сон преобразили его.

– А эта юная кирья, я полагаю, твоя знакомая? – спросил капитан.

– Это моя Аяна, – Конда взял её за руку. – моя Айи.

Он впервые при ком-то открыто дотронулся до неё, и Аяна стояла в весёлом недоумении.

– Конда, – поморщился капитан, – эче луле ден меёл се эн ал кипэйр.

– Говори на общем.

– Это дурная затея.

– Ты сказал, что эти цветы не растут на другой грядке. Аяна — не цветок.

– Конда, я бы сказал этому прелестному дитя, чтобы она шла поиграть во дворе, пока взрослые разговаривают, но, вижу, тут не одно дитя, а парочка. Я не знаю, что ещё тебе сказать. Кирья Аяна, милая, не обижайся на меня. Я немало пожил на свете, и до сих пор на нём задержался не в последнюю очередь благодаря своему здравому смыслу. Конда, мой мальчик, приходи вечерком, мне надо с тобой побеседовать. М-да.

Конда развернулся и вышел из комнаты, ведя Аяну за руку. Он не отпустил её, когда они вышли во двор, и только через несколько дворов ей удалось освободить пальцы из его ладони.

– Ты отдавил мне пальцы, – тихо сказала она. – Конда, что с тобой?

– Ничего. Я злюсь. Ненавижу, когда меня называют ребёнком.

– Меня тоже так называют. Я уже привыкла, – пожала плечами Аяна. – Раньше это злило. А теперь мне всё равно. Главное, чтобы ты не считал меня ребёнком.

– Я не считаю.

Они подходили к дому, когда Конда вдруг напрягся. Его ноздри расширились. Он повернул голову и прислушался.

– Стой. Что это?

Она прислушалась и пожала плечами, ничего не услышав, но Конда ускорил шаг.

– Кто-то бежит. Снег скрипит. Пойду посмотрю.

– Конда, трость! Не нагружай ногу!

Он завернул за угол, Аяна спешила за ним. В ворота мимо них вбежал Коде, и на мгновение показалось, что у него в руках кипа холстов, но тут она увидела тонкую, хрупкую руку, которая безвольно висела, как сорванный с ворот побег вьюна.

Она беззвучно ахнула, чувствуя, как немеют от страха губы, и припустила за Коде.

– Сола! Сола!

Сола выбежала им навстречу на крыльцо.

– Вниз, живо! Коде, на кровать её. Аяна, воду! Полотенца!

Аяна взлетела по лестнице к очагу, схватила полотенца и воду, сдвинула на всякий случай второй котелок на угли и стремительно сбежала вниз, в комнату Солы. Тили лежала на кровати бледная, без сознания.