Она ждала его, он приходил, и она целовала его яростно и отчаянно, так, что он тоже начинал отвечать ей жестокими, страстными поцелуями. Её тело болело от того, как она набрасывалась на него, и каждый вечер она ждала его снова.
– Я посмотрел на их отметки глубин, – сказал Воло, сидя у очага. – Капитан Эрлант подтвердил мои расчеты. Мы можем нагрузить «Фидиндо» уже в затоне. Река поднимается почти на три па. Она уже поднялась настолько, что мы спокойно пройдём даже с наибольшей осадкой. Конда, ты слышишь?
– Слышу.
– Конда, одумайся!
– Я бы послал тебя к чёрту, но ты мой брат.
– Послушай, Конда. Не лишай её возможности жить обычной, привычной жизнью. Дай ей выбор. Ради меня, слышишь? Ради меня, дружище. Просто скажи ей, что она может выбрать и передумать. Пообещай мне.
– Ладно. Обещаю. Обещаю, Воло! Я понимаю, о чём ты говоришь.
Вечером он позвал Аяну наверх, в малую мастерскую.
– Аяна, мы освободили вчера твою летнюю спальню. Осталось пять дней до отплытия, завтра мы будем носить мешки в трюм. Этот станок надо подвинуть. Можно?
– Хорошо.
– Я подвину.
Покрывало слетело со станка, и Аяна всплеснула руками, развернулась и метнулась по лестнице, и в незашнурованных сапогах кинулась к воротам и дальше, из двора. Она добежала, задыхаясь, и поднялась в комнату.
– Тили... – рыдала она. – Тили!
В малой мастерской Конда озадаченно смотрел на пёстрый, почти дотканный новенький керио, закреплённый на станке, и ничего, совершенно ничегошеньки не понимал.
– Он шевелится. Он первый раз пошевелился, когда я сидела у тебя. Это было так странно, что я испугалась, потом обрадовалась, а потом растрогалась.
– Сколько... Подожди, давно шевелится?
– Я привезла его с болот, – сказала Тили. – Уже больше половины срока. Я боялась, что он будет большой, но он маленький, и живот у меня маленький. Сола говорит, всё хорошо. Один раз у меня шла кровь, но она посмотрела и сказала, что он в безопасности. Она сказала, так иногда случается.
– Я думала, у тебя женские дни, – вздохнула Аяна. – Я слепая.
– Нет. Просто ты смотрела в другую сторону, – рассмеялась Тили. – Ничего. Я уже почти привыкла к этому его запаху.
– Тили, я уезжаю с ним.
Глаза Тили округлились.
– Айи, ты с ума сошла? Я думала, он остаётся!
– Он их навигатор. Тот, кто указывает путь. Тили, я думала, он может научить кого-то, но он показал эти устройства, которые висят у него по всей каюте, журналы, карты и всё прочее. Помнишь все эти длинные и сложные формулы, которые Миир расписывал в учебном дворе с арем Даром? У Конды есть прибор для того, чтобы по звёздам определять, где находится корабль, и устройство для решения этих задач – самое простое, что в нём есть. Это невероятно сложно. Я пыталась понять, но я не могу. Он не может остаться. Его люди без него не вернутся домой.
– Айи, подумай ещё раз. Не совершай эту ошибку.
– Ты бередишь мне душу похлеще, чем его кемандже. Мне и так тяжело теперь тебя оставлять. Пожалуйста, прошу, не надо.
– Тогда просто слушай своё сердце, Айи.
53. Дай ему уйти
– Ты попрощалась с мамой? – спросил он.
Она помотала головой, потом снова прислонилась к его груди, слушая стук его сердца.
– У тебя на это есть ещё завтра и послезавтра. Аяна, сокровище моё, оторвись от меня. Посмотри на меня, сердце моё. Тебе надо попрощаться. Надо прощаться, чтобы отпустить, помнишь?
– Обними меня крепче.
– Аяна, а что значит твоё имя на вашем языке?
– «Пылающая». Ну, в смысле светлая. Сияющая. Когда я родилась, мои волосы были светлее. а "Айи" – что-то вроде "ненаглядная".
– А на арнайском оно значит «сокровище пути». Айэне. А моё на вашем?
– «Бурлящая вода».
– Хм. Меня назвали «тот, кто будет мудр»
– «Бурлящая вода» мне нравится больше.
– Твои глаза, как два родника в пустыне.
– А твои – как тёмный мёд.
– Аяна, мне надо что-то сказать тебе. Ты можешь не ехать со мной, если передумаешь. Ты можешь передумать в любой момент.
– Конда, ты делаешь мне больно этими словами.
– Прости. Я должен был. Ты столько раз говорила, что не смогла бы жить в нашем мире, что я должен был тебе сказать это. В первый день весны мы выходим из затона, и я хочу быть уверен, что ты понимаешь, на что идёшь.
– Я хочу быть твоей.
– Я хочу быть твоим. Я приду к тебе только этим вечером, а завтра не приду. Мы все будем ночевать на «Фидиндо». Ты должна будешь подумать. Мне больно говорить это, но приходи, только если ты хочешь уехать со мной. Сегодня я схожу к твоему отцу.
– Хорошо.
Аяна навестила Олеми и ехала от неё на Пачу, завернувшись в шерстяное одеяло. От волнения она всё время мёрзла, и отогревалась только под боком у Конды. Утром он сказал, что она должна подумать. О чём тут вообще думать? Но чем больше знакомых лиц попадалось ей на улице, тем более муторно становилось на душе. Пачу месил копытами грязный снег дороги, и она с каким-то отчаянным ребячеством загадала на серую ворону, которая сидела на одной из крыш. Если та улетит налево — нужно будет остаться, направо — уехать с Кондой. Она даже махала руками, подъезжая, но ворона лишь каркнула и никуда не полетела.